Магия живет три года - Алина Игоревна Потехина

вода? После этого я сняла заклятие дымки, посмотрела на сына, мирно уснувшего между корнями ивы, и снова уселась на уступ.

– Как Филипп Миляев нашел тебя? – спросила я в пустоту.

Пустота не ответила. Тогда я сняла носки, закатала штанины и опустила в магию ноги. По икрам вверх побежали тоненькие, искрящиеся мириадами блесток струйки. Достигли бедер, талии, скользнули вверх по спине. Они были чуть теплыми. Я почувствовала, как струйки побежали по шее, и закрыла глаза. Магия опутала меня полностью.

И я увидела…

Филипп Миляев

Варя. Варюшка. Моя ненаглядная. Опять склонилась над вышивкой, ссутулила тонкие плечи. И этот локон, лежащий на ее шее, едва заметно шевелился вместе с рукой, набирающей бисер. Варя всегда хмурилась, когда обнаруживала этот непослушный локон. Заправляла его в прическу, но проходило несколько минут, и он снова ложился на ее тонкую шею. Свет из окна падал на вышивку, от чего бисер блестел и переливался ярче, чем обычно.

Я сидел за столом в библиотеке и, прикрывшись фолиантом старого трактата о зарождении магии, то и дело поглядывал на свою жену. В это тревожное время лишь она была оплотом моего спокойствия.

Время. Говорят, что история движется по спирали. В старых книгах писали о том, что раньше маги были слугами не-магов. Многие из волшебников жили хорошо. Жили богато. Постепенно обрастали связями и властью. До тех пор, пока однажды не забыли, что их почитали за помощь другим, а не за сам факт владения магией.

Современный мир неласков. Сила породила власть, а власть защитила силу. Теперь не-маги служили волшебникам. И длилось это уже так давно, что мало кто помнил – роли поменялись. Волшебники привыкли к власти. Стали забывать о том, что не-магов больше. Что вместе они сильнее, чем мы.

Периодически появлялся некто, кто находил старые записи и поднимал голову, подавал голос. Но люди боялись. Поэтому, когда несколько месяцев назад начали ходить слухи об очередном человеке, который взывал к не-магам, никто не удивился. И никто не заволновался. Дворяне думали: покричат и забудут. Как всегда до этого. Я сам успокаивал знакомых, говоря, что ничего не случится.

Почему? Внутри себя я понимал, что наша жизнь неправильна. Сила дана нам для того, чтобы помогать людям, а не чтобы править ими. Я знал, что мало кто разделит мои мысли, а потому держал их при себе. Выжидал удобное время и искал то, что могло бы перевернуть весь мир. Не только магический. Это дало бы моим словам вес, способный заглушить все остальные голоса.

Еще в далеком детстве я слушал сказки, которые рассказывала мне няня, и запоминал. Часто в сказках упоминались волшебные источники, фонтаны, из которых била магия, или целые волшебные озера. Никто, включая меня, не воспринимал сказки всерьез, но, став взрослым, я задумался: почему в сказках разных народов присутствуют похожие вещи? Я стал называть их для себя магическими источниками и начал копаться в архивах и библиотеках, попутно изучая магию, что нам доступна.

Именно так я нашел друга – единственного человека помимо жены, который знал о моих мыслях относительно соотношения магии и власти. Да, граф Николай Волковский не во всем со мной соглашался, но ведь это и не главное в дружбе. Так было даже интереснее. И я верил, что в наших спорах рождалась истина, потому как, слушая его доводы, я находил изъяны в своих умозаключениях, снова искал подтверждения своим догадкам и находил их. «Я становлюсь сентиментальным, – подумал я, возвращая взгляд в книгу. – Размышляю о дружбе и смысле жизни». «Или, наоборот, впадаю в юность», – добавил внутренний голос. Но в этом нет ничего предосудительного.

За дверью вдруг послышались какие-то звуки, она осторожно открылась, и в библиотеку влетел бумажный самолетик. Потом кто-то сдавленно хихикнул, и дверь с треском захлопнулась.

Самолетик пролетел мимо окна, обогнул стеллаж с книгами, миновал стол с Вариным рукоделием и приземлился на моих коленях. Жена звонко рассмеялась, успев заметить подпись на крыльях: «Папа» на одном крыле и «Мама» на другом. Я развернул лист и увидел схематичный рисунок стола, на котором стояли дымящиеся чашки и корзинка с вафлями. Подпись к рисунку была недвусмысленной. «Выпьем чаю?» – спрашивал нас сын.

Мы с Варей переглянулись. Через два часа я обещал Волковскому быть в городской библиотеке. Стоило мне открыть дверь, как из-за угла высунулось улыбающееся мальчишеское лицо. Дмитрию – нашему с Варенькой сыну – недавно исполнилось десять. Озорной мальчишка только начал постигать искусство взаимодействия с материей, но уже делал значительные успехи. Глядя на него, я испытывал гордость. Варя махнула сыну рукой и, ускорив шаг, сделала вид, будто хочет его догнать. Их веселый смех рассыпался по коридорам поместья, наполнив жизнью.

После чаепития я незамедлительно отбыл в городскую библиотеку, но, несмотря на то что опоздал на добрых двадцать минут, мой друг, граф Волковский, меня не дожидался. Я удивился, но втайне обрадовался. Мне, честно сказать, было немного совестно за задержку по такой малозначительной в глазах общества причине. Ведь я не мог оторваться от общения с собственной семьей.

С этими мыслями я достал с зарезервированного мною стеллажа книгу, на которой остановился вчера, и уселся с ней в глубокое кресло. В городской библиотеке за мной был закреплен небольшой кабинет, в котором ни меня, ни моих посетителей лишний раз не беспокоили.

Граф Волковский, вопреки своей привычке всегда приходить вовремя, явился лишь спустя пятнадцать минут после моего прихода. Он ввалился в комнату и несколько минут стоял, рассматривая меня с таким видом, будто не ожидал здесь увидеть.

– Что с вами, друг мой? – спросил я, всерьез обеспокоившись его странным поведением.

– Ничего, – дернул плечом граф, поправил усы и сел напротив, сложив руки на коленях так, будто они ему мешали.

– И все же вы странно выглядите, – упорствовал я. – Все в порядке? Может, вам нездоровится?

– Нет. Нет, – повторил граф и нервно улыбнулся, после чего вскочил, метнулся к своему стеллажу и несколько минут копошился там, перебирая книги.

Я не стал его торопить. Мне показалось, что Волковский был чем-то напуган, но расспрашивать его напрямую не стал. Я уже знал это свойство его характера – в случае упорных расспросов граф всегда уходил в глухую оборону. Но если оставить его в покое, то он расслабится и спустя время расскажет обо всем сам.

Так случилось и в этот раз. Граф перебрал пару десятков книг на своем стеллаже, после чего вернулся за стол с одной из них. Я удивился, так как раньше ее не замечал. Книга была