Где распускается алоцвет - Софья Валерьевна Ролдугина

ухом. Зато не нашлось конкурентов, покушающихся на расшатанную лавку или скрипучие верхние полки. Алька попросила проводницу принести ей чай, сразу три стакана, бутерброды с колбасой и шоколадку из буфета.

– С орехами или пустую? – деловито уточнила проводница, плотно сбитая женщина лет пятидесяти, примерно Алькиного роста и такая же рыжая, только крашеная.

Орехи Алька не любила, но брать что-то «пустое» побоялась, потому что именно пустой-то себя и чувствовала сейчас.

Шоколадка оказалась отечественной, огромной, граммов на триста. Объёмы ошеломляли; цена тоже, но в приятном смысле. Проводница с явным удовольствием согласилась шоколадку разделить и попить чаю вместе, пояснив, что вагон полупустой, делать особо нечего, а напарник храпит – никакой мочи нет терпеть.

Дождь продолжал лить; лес за окном тонул в сером мареве.

Чай на вкус был очень даже ничего, только отдавал немного ржавчиной. Постепенно Альку попустило. Она рассказала, что работает в издательстве; проводница похвасталась, что дочь у неё журналистка, пишет для крупной газеты, закончила аж два университета.

– А у меня – одно училище за спиной, и то на тройки, – по-простому призналась она. – Зато я терпеливая. Злюсь редко и людей люблю. Не всех, правда.

– И каких не любите?

– Ну, попался мне тут как-то под руку алкаш, шлялся по вагону, открывал купе наугад и баб мацал во сне. Так я его за шкирман, тащу к сцепке между вагонами и говорю, мол, сейчас повожу тебя мордой по рельсам, окаянного…

Незадолго до остановки в Светлоречье проводница собрала опустевшие стаканы из-под чая и ушла. Алька расстелила постель, вытянулась прямо в одежде, завернулась в одеяло и попробовала задремать, благо дождь лил и лил, навевая сон. Видимо, сказалась усталость и напряжение – вырубило её сразу. А проснулась она уже ближе к вечеру, когда до столицы оставалось часа три. Перекусила Велькиными блинчиками, выпила ещё чаю… И – не иначе, от скуки – достала ларец с рукоделием.

Незаконченная лента-оберег, разумеется, была там.

Едва намеченные васильки выглядели сиротливо.

– Я только чуть-чуть повожусь, чисто время занять, – пробормотала Алька, успокаивая себя, и потянулась за иглой. – Буквально часок…

И сама не заметила, как закончила вышивку – аккурат к тому времени, как поезд стал замедлять ход.

Столица встретила хмурым серым небом с редкими голубыми прогалинами и сырым, выполосканным вокзалом. Ливень, который накрыл Краснолесье, отсюда давно ушёл, но был таким мощным, что до сих пор повсюду виднелись лужи. Из луж пили голуби, драные, красноглазые, с облезлыми лапами; у закрытых ларьков, пирожковых и пончиковых, ошивались бродячие собаки, судя по тоскливым взглядам, весьма голодные… Городовые ходили не поодиночке, а группами по три-четыре человека, и встречались они чаще обычного.

А вот простых людей – праздных, бездельных – почти не было видно.

– Дык карантин! – пояснил таксист, который вёз Альку. – И комендантский час. По домам сидят, кабы чего не вышло. И правильно. Хоть говорят, что Костяной только баб и жрёт, но я-то знаю – он на всех без разбора нападает. У меня кум в сыске служит, и послушай, дочка, что он сказал…

Слушать страшные байки совершенно не хотелось, но деваться было некуда – не выпрыгивать же из машины на полном ходу. Официально карантин, конечно, не объявляли, просто рекомендовали реже появляться в общественных местах, не вступать во взаимодействие с подозрительными людьми и так далее. Основной версией на данный момент считали проклятие, переходящее от человека к человеку неустановленным способом. Почти как вирус. Вот только «вылечить» – спасти – жертву пока не представлялось возможным… Костяной нападал не бессистемно, отнюдь. Но вычислить схему пока не получалось. Количество жертв не росло – и, казалось бы, что там одна жертва за ночь на город с населением в десять миллионов человек…

Но одна жертва – это ровно на одну больше, чем могло быть.

И это не безымянный болванчик, а настоящий человек, живой. Может, твой сосед или соседка; может, твоя мать, или муж, или коллега на работе…

Или ты.

К тому же неизвестное, неконтролируемое пугает гораздо сильнее, чем понятное, например, авария или нападение хулигана. Хулигану можно дать сдачи; аварии – избежать, хотя бы теоретически, хотя бы попытаться… А как не попасться Костяному, который ещё к тому же неизвестно как выбирает жертв?

– Я вот слыхал, что все, кого порешили, в один и тот же музей ходили, – доверительным тоном сообщил водитель, уже выруливая к двору. Алькин дом виднелся издали – голубая крыша с зелёной заплаткой там, где дворники кое-как замазали граффити. – И там была такая книга жалоб и предложений… А на эту книгу, понимаешь, пустили тетрадь с этих, как их, складов в музее…

– Из запасников?

– Во-во! И кто туда своё имя вписал – всё, покойничек. Потому и баб столько помирает, вы ж поскандалить больше любите, мы-то, мужики, народ молчаливый… Всё, дальше не проеду. Двор перекрыт, – сказал он, прерывая собственный двадцатиминутный монолог.

Алька присмотрелась. Въезд во двор, обычно свободный, и впрямь перегораживала странная конструкция, словно бы шлагбаум слепили из чего попало – из куска старой деревянной лестницы и пары табуреток, только покрасили сверху наспех.

– Тогда здесь останавливайте, – вырвался вздох. – Тут немножко дойти. Спасибо. Вот, возьмите…

– Угу, спасибочки. Так, барышня, сейчас я вам сдачи наберу!

– Нет-нет, оставьте себе…

Выбравшись из машины, Алька перепроверила вещи; она в этом году уже забывала в такси телефон, опыт оказался так себе, хотя водитель нашёл её сам и всё вернул… И стоило только вспомнить о телефоне, как он тренькнул: пришло оповещение о зачислении денег на банковский счёт.

– О, живём, – улыбнулась Алька. Перепроверила сумму, и брови у неё поползли вверх: – Ого… Хорошо живём! За три последние статьи сразу, что ли? Можно попировать!

Удивительного в этом не было ровным счётом ничего: в отпуске она умудрилась сделать ровно вдвое больше, чем в обычный рабочий день, возможно, потому что готовил Велька, а ездить в офис не приходилось.

«Так… не попируем, – вспомнила Алька, уже перетащив чемодан через бордюр. – У меня же холодильник пустой, я перед отъездом выгребла всё, думала же, что на пару месяцев уезжаю…»

Желудок уже жалобно урчал, намекая, что откладывать трапезу ещё дальше – неприемлемо; тащиться с багажом в магазин не хотелось, доставку бы точно везли не меньше часа… Поразмыслив, Алька решила завернуть в соседний двор, на небольшой открытый рынок, и купить там что-то вроде готовой курицы горячего копчения и салата на развес. Это было уж точно ближе, чем магазин, и быстрее, чем доставка, хотя и не слишком удобно.

«А вдруг рынок прикрыли? – пронеслось в голове, когда до