Темная сторона - Майк Гелприн

по крышам лазил. Как Карлсон, только без мотора.

– Тоже хохма?

– Отчасти…

Иногда забегал красавец Кирилл, рослый, белокурый, голубоглазый, похожий на эллинского бога. Институт Кирилл не закончил, подвизался на киностудии каскадером и вкалывал за гроши.

– Кинематографу скоро конец, – объяснял Кирилл. – Считайте, свой век он отжил. Помяните мое слово – лет через двадцать не останется ни единого кинотеатра, а визоры отнесут на помойку. Будущее за мемотехнологиями, это однозначно.

Мемоиндустрия и вправду активно оттесняла прочие развлечения, с каждым годом вторгаясь в обыденную жизнь все более интенсивно. Воспоминания мемодоноров, подаваемые аппаратурой напрямую в мозг потребителя, обеспечивали небывалую остроту ощущений и полный эффект присутствия. Мемосалоны росли по городу как грибы. Мемосеансы в них становились все популярнее, доступнее и дешевле. Техника совершенствовалась – поговаривали, что недалек тот день, когда присутствие сменится отождествлением. Некоторые уверяли, что уже сейчас способны отождествить себя с донором и испытать все то, что выпало ему.

Сама же профессия мемодонора стала одной из самых востребованных и доходных. Погоня за торнадо. Альпинизм без страховки. Серфинг в трехметровой волне. Бэйсджампинг. Миксфайтинг. Экстремальный паркур.

– На жизнь хватает, – пояснял Кирилл. – За некоторые трюки мемодилеры платят хорошие деньги. Хотя до звезды, конечно, мне далеко.

Мемозвездами становились самые рисковые, самые отчаянные из всех. Те, что пускались в смертельно опасные авантюры и, если выходили из них целыми, продавали воспоминания по баснословной цене.

Прыжок с Ниагарского водопада. Единоборство с белой акулой. Русская рулетка с четырьмя боевыми патронами в револьверном барабане.

– Идиоты, – прокомментировал навестивший нас однажды на пару с Кириллом Фарид. – Жизнь дается всего лишь раз. В гробу деньги не понадобятся. К тебе, Кирюха, это в первую голову относится.

Фарид был самым серьезным из всех, вечно хмурым, состредоточенным, с тяжелым и цепким взглядом. Говорил не спеша, будто отмеривал слова, обдумывая каждое, прежде чем с ним расстаться. Институт закончил с красным дипломом и считался врачом от бога.

– Диагност замечательный, – частенько говорил о Фариде Вадим. – Будущее медицинское светило, как пить дать. Не то что я, коновал, и то в теории.

Звезд с неба Вадим не хватал и отдавал себе в этом отчет. Чудом закончил, с грехом пополам защитился, оттрубил полтора года стажером в частной клинике и за бесперспективностью был оттуда выперт.

– Что ж, психиатра из меня не вышло, – процитировал Вадим классиков, получив расчет. – Пора переквалифицироваться в управдомы. А лучше – в аспиранты. Не умеешь сам – учи других.

Он и в самом деле устроился по протекции в аспирантуру, где и протирал штаны до сих пор.

Фамилию следователя я так и не вспомнила.

– Протодьяконов, – напомнил Вадим, прощаясь со мной на следующее утро. – Противный тип.

«Противный тип» продержал меня в приемной добрых два с половиной часа. Я сидела в обшарпанном казенном кресле для посетителей и в который раз, мучаясь, вспоминала, как оно было.

На загородный пикник в Рощино мы отправились с Вадимом вдвоем – Маришка накануне приболела и осталась с матерью дома. Всего собралось человек тридцать – бывшие однокурсники, их знакомые и родня. Жарили шашлыки, отплясывали под гитару, пекли картошку в угольях угасающего костра. Выпивали, естественно, и спохватились далеко за полночь. У меня к тому времени ощутимо кружилась голова и тошнота подступала к горлу.

– Полтора часа в машине трястись – укачает. Давайте останемся, – предложила я. – Тут неподалеку был какой-то отель.

Энтузиазма предложение не вызвало.

– Оставайся, если хочешь, – пожал плечами Вадим. – Утром вернешься на электричке.

– Ну и останусь.

Сколько раз впоследствии я проклинала это решение. Вадим подвез меня, сонную, к отельным дверям, потом с четверть часа препирался с портье. Наконец, под руку дотащил меня до номера и уехал.

Наутро меня вышиб из сна телефонный звонок.

– Даша? Даша, это Кирилл. Немедленно приезжай!

Я вскочила с постели – настолько чужим, осипшим голосом он это сказал.

– Что случилось?!

– Приезжай, Даша. Как можно скорее. Пожалуйста.

К моему приезду Нору с Маришкой уже увезли в морг, а Вадима с нервным и физическим истощением – в больницу.

– Держись, – строго сказал встречавший в дверях Кирилл. – Держись, Дашка.

Он отступил на шаг и вдруг беззвучно заплакал. Румяное голубоглазое лицо враз осунулось, сморщилось, будто увяло.

Потом были похороны, визиты к следователю, бестолковые, бессмысленные допросы. Ментоскопия, новые допросы, и опять, и еще. Надменная глуповатая физиономия Протодьяконова, который, казалось, получает удовольствие от заполнения бесчисленных бумаг.

– Кого вы подозреваете? – не выдержав, наконец заорала я следователю в лицо. – Кого? Говорите, я хочу это знать! Я сестра, я имею право!

В ответ тот зевнул.

– Всех, милая барышня, – снисходительно поведал он. – Всех и никого конкретно. Следствие полагает, убийца был хорошо знаком с покойной. Она впустила его, запросто, посреди ночи, и он зарезал ее прямо там, на пороге. Располосовал тело ножом. Затем двинулся в детскую, и там… Все про все заняло с полчаса.

– Дальше, – процедила я. – Что было дальше?

– Дальше, милая барышня…

– Прекратите называть меня барышней!

– Как вам будет угодно. Но дальше мы можем лишь предполагать. Так вот, с большой долей вероятности убийца сразу отправился к снаффери.

– Куда? – не поняла я. – Куда отправился?

– К снаффери. Скупщику криминальных воспоминаний. В вашем деле явно работал снаффер. Расчетливый, хладнокровный профессионал.

Так я впервые услышала эти слова. «Снаффер», «снаффери», «снаффдилер». И наконец – «снафф». Некогда так называли документальные фильмы, сделанные мерзавцами, снимающими пытки и убийства на кинокамеру. Теперь кинокамеры отошли в прошлое. Преступление не было нужды фиксировать на пленку – его сохраняла память преступника.

– У снаффери он сбросил товар, – назидательным тоном поведал Протодьяконов. – И отправился восвояси. Только вот никто из бывших на пикнике к преступлению не причастен. Память заблокировать невозможно, заставить себя забыть о чем-либо – тоже. Ментоскопия показала, что на момент убийства все вернувшиеся с пикника уже спали. Так что это кто-то другой, милая барышня, кто-то со стороны. Скажите, вы полагаете, у вашей сестры были любовники?

– Постойте, – пролепетала я, пропустив «барышню» и «любовников» мимо ушей. – А как же Вадим? Он-то не спал.

Протодьяконов кивнул.

– Он – нет. Он припозднился, пока возился, простите, с вами. Вернулся в четвертом часу утра и обнаружил тела. Его память отсканирована по секундам. Так что насчет любовников?

– Да пропадите вы со своими любовниками!

Неделю спустя я уехала. Я больше не могла жить в этой квартире, рядом с враз постаревшим человеком, ссутулившимся, с трясущимися руками. Я просыпалась в кошмарах по ночам – мне снился снаффер, черная фигура с ножом. Иногда у него было лицо