Мертвые берут наличными - Марина Сергеевна Комарова

просто ушла в темноту, как будто ее выдернули из реальности. Огонек исчез, и с ним будто исчезла часть воздуха. Джувону вдруг стало тяжело дышать. Выдох получился со свистом, как будто кто-то придавил ребра ледяной плитой.

— Давайте-давайте, — раздался голос Чо Геджина. — Это почти как свидание. Только страшнее. Хотя… кому как.

Он даже не поднялся, только достал из кармана маленький бамбуковый веер и стал лениво обмахиваться. Линия света от оставшихся свечей плясала по его лицу, делая Геджина похожим на старого духа, равнодушного, циничного и слишком хорошо все понимающего.

— Джувон! — тихо позвал Енчжу.

Его голос был низким и спокойным. Он видел, как Джувона начинает потряхивать, и шагнул ближе к кругу, но не перешел границу. Пока — нельзя.

Внутри круга Джувон вдруг выгнулся, как будто что-то пробежало у него под кожей. Его глаза оставались закрытыми, но по лицу было понятно — он видит. Что-то. Кого-то. И это «кто-то» был слишком близко.

— Не сбивай дыхание, — подал голос Геджин. — Он это почувствует. Будет давить, пока не сломаешься. А потом — залезет внутрь. И вот тогда начнется веселье.

— Что он видит? — хрипло спросил Енчжу, стоя так, будто вот-вот рванет внутрь круга.

— Вариантов два, — прищурился старик. — Или самого Пак Ынхо, или его… остаток. Эхо. Иногда духи отказываются быть собой и становятся тем, что их убило. А иногда становятся всеми теми, кто их боялся.

Енчжу прикусил губу и сжал кулак.

— Если пойдет кровь, главное, чтоб не ваша. Хотя… если ваша, тоже не страшно. Главное, чтобы по кругу не капнуло. Тогда пиши пропало. Будем вызывать не призрака, а клининг.

— Вы серьезно сейчас? — процедил Енчжу, не сводя взгляда с Джувона.

— А что мне, плакать, по-твоему?

И в этот момент Джувон вскрикнул. Резко вскинул голову. Глаза были по-прежнему закрыты, но рот открыт в беззвучном крике. Из носа потекла кровь — совсем тонкая струйка по бледной коже. Руки дрожали, правая все еще сжимала сгоревшую лапшу. Пальцы судорожно вцепились в веревку-границу, и та затрепетала, как струна.

Енчжу рванулся вперед и едва не нарушил круг, сдержавшись только в последнюю секунду.

— Джувон! Ты слышишь меня?

Тот закачался. Шепот послышался в воздухе, будто все стены дома заговорили сразу:

— Почему я ушел? Почему оставил? Я же любил их. Я же говорил тебе, что ты особенная…

Енчжу похолодел. Слова звучали как признание Пак Ынхо. Но в то же время точно ли это он?

— Это не Пак Ынхо? — выдохнул он.

— Ну наконец-то, доктор, — в голосе Геджина проступила издевка. — Угадал. У нас, похоже, гость по совместительству и бывший, и проклятый, и ревнивый как три черта.

Джувон тяжело задышал. Его руки дрожали.

— Это… он. Это не призрак, — сорвалось с его губ. — Это… его тень.

— Так бывает, — кивнул Геджин. — Когда человек умирает со слишком сильным желанием кого-то наказать, обидеть, удержать. Остается не душа, а ее обломок. Острие. И если ты был для него самым светлым, он может превратиться в твой самый страшный кошмар.

— Надо вытаскивать его! — рявкнул Енчжу и перешагнул круг.

Тут же веревка загорелась в том месте, где его ботинок пересек черту.

— Ой-ой, — пробормотал Геджин. — Все, аннуляция гарантии. Придется импровизировать.

Енчжу бросился к Джувону, схватил за плечи.

— Джувон! Проснись! Это ложь! Не он! — И тут же ударил ладонью по щеке. — Очнись, черт тебя побери!

Внутри дома резко похолодало. Пламя свечей взметнулось выше, и одна из них разлетелась, взорвавшись вместе с воском. С потолка посыпалась пыль. Где-то кто-то заплакал, донесся женский отчаянный голос.

— Ты всегда был виноват… Всегда… Ты считал себя выше всех… Все из-за тебя!

Джувон медленно открыл глаза. И в этот момент из темноты позади него вытянулась рука. Белая, как бумага. Пальцы длинные. Черные жуткие ногти. Рука потянулась вниз, к веревке, то есть к порогу между мирами.

— Нет! — заорал Енчжу и ударил по руке битой.

Да. Битой. Он схватил ее откуда-то из угла: старую, с лентой на рукоятке. Бита засветилась, когда врезалась в эфирную плоть. Раздался вопль, дом задрожал, а Джувон рухнул ему в руки.

— Что вы сделали⁈ — закричал Геджин. — Я же говорил — не ломать границу!

— Он бы умер! — выкрикнул Енчжу, сжимая Джувона.

— Да? А теперь у нас ты, он и то, что не успели выгнать. Поздравляю.

Дом скрипел. Ветви снаружи скреблись в окно. Последние свечи гасли одна за другой.

Геджин глянул на это и медленно встал, произнеся с мрачной ухмылкой:

— Ну что, мальчики, танцуем дальше. Экзорцизм по старой школе. Только, чур, если прижмет блевать — не на мой ковер.

— А что сейчас нужно? — спросил Енчжу.

— Воды! — рявкнул Геджин, а потом добавил: — Сладкой! Горячей! Или хотя бы сдохни и сделай вид, что пьешь. Самовнушение — великая сила!

Он уже вытаскивал из своей непостижимой авоськи термос, обмотанный веревкой и бусами от четок. Пока Енчжу осторожно усаживал Джувона, поддерживая его за плечи, старик плеснул что-то дымящееся в чашку, сунул туда ложку с ржавчиной по краю и размешал так, что стало страшно, будто делал какое-то шаманское варево. Запах был… приторно-медовый и внезапно морковный.

— Пей. — Он сунул чашку под нос Джувону. — Это почти чай. Почти съедобно. Поможет не сдохнуть. Может быть.

Джувон закашлялся, хлебнул, морщась, и выдавил:

— Что… это…

— Пища духов. Человеческому телу противна, но духу приятно. А ты сейчас на полпути. Выпей и реши, куда тебе: обратно к живым или туда, где за тобой уже тянется когтистая рука.

Джувон выпил. До дна. Хотя вкус был как у напитка, сваренного из воска, редьки и пепельницы. Ужасно. Про ковер, кажется, замечание было не просто так. Он поморщился, вытер губы и хрипло спросил:

— Мы продолжаем?

— А как же! — радостно кивнул Геджин. — У нас тут шоу, дорогой! Только теперь все по-взрослому.

Он щелкнул пальцами, и в комнате вспыхнули свечи. Как это произошло, расспрашивать не было времени. Появился запах серы и мандариновой корки.

Джувон занял свое место в центре круга под дрожащими языками пламени.

На этот раз он сидел ровнее. Лицо все еще было бледным, но в глазах появилась злость. Еле заметная, сдержанная, но очень устойчивая.