Поезд бесконечности - Василий Анатольевич Криптонов

вместе учились десять лет, видели друг друга в спортивной форме, в шортах, в джинсах, в выпускных костюмах и платьях, в трусах, без трусов… Те, кто по работе должен постоянно таскать костюмы, будут рады от них отделаться. Те, кто не должен, не станут и заморачиваться. Не, ну, девушки — это, конечно, другое…

Тут я подумал, что многих моих будущих товарищей по несчастью, наверное, уже с неделю пилят по ровно такому же поводу их прекрасные половинки. Я ещё дёшево отделался. Ну, отделываюсь, будем корректны.

Взгляд Изольды был прекрасен. В нём прям читалось подавленное: 'И ЭТО теперь будет моим парнем? С ЭТИМ я буду являть себя обществу?

— Мы, пролетарии, не любим всего этого напускного буржуйского лоска, — инстинктивно дёрнул я за одну ниточку и, кажется, угадал.

— Ну, джинсы без дырок у тебя хотя бы есть? — спросила Изольда с надеждой.

— Подумаю над этим вопросом.

Мы шагали по направлению к отелю, взявшись за руки.

— И многих в своём классе ты видел без трусов? — спросила вдруг Изольда.

— Пф! Конечно. Очень многих. Мы в военкомат на комиссию каждый год мотались.

— А… А. Гм. Понятно. А ты раздавал визитки в костюме рыбы-клоуна?

— Нет! Никогда. Как тебе только в голову такое могло прийти?

Наверное, я ответил слишком уж быстро. Изольда мне явно не поверила, но тему оставила. И на том спасибо. Бывают в жизни такие по-настоящему тяжёлые события, которых не хочется вспоминать. Заново переживать весь этот травмирующий опыт, наложивший отпечаток на всю твою судьбу, прошивший её отравленной нитью…

— Эй, жених и невеста! — послышалось со стороны дороги.

Фургон Кондратия остановился у бордюда. Сам Кондратий стоял рядом и махал рукой. Мы с Изольдой приблизились. Я почувствовал, как она дёрнулась отнять руку, но мгновенно передумала, и её ладошка расслабилась в моей. Ощутил по этому поводу прилив тепла, не имеющего ничего общего с температурой воздуха.

— Здравствуй, Кондратий, — сказала Изольда.

Я протянул обходчику руку, тот — пожал.

— А я перекусить ходил. Назад к фургону иду, смотрю — плывут, такие влюблённые. Даже не признал сперва. Ну, причёска помогла, конечно.

Изольда молча улыбалась. Я улыбаться не мог. Не получалось заставить губы изогнуться.

Как мы перешли в призрачный мир? Этого момента в памяти вообще не осталось.

— Ну, садитесь, до отеля доброшу. По пути ведь. — Кондратий открыл нам боковую дверь.

Мы не двинулись с места.

— Чего вы? — Он как будто даже обиделся.

— А куда ты есть-то ходил, Кондратий? — тихо спросила Изольда. — До твоего любимого кафе ещё квартал, мог бы и ближе запарковаться.

— А на «Газели» давно пересели? — присоединился я. — Что, импортозамещение на марше?

Кондратий оскалился так, как никогда бы не стал, будь он Кондратием. Так, как мог только чёрный обходчик.

— А, догадались!

Во рту сверкнули сталью остро заточенные зубы.

Глава 8

— Слышь, ты чего с цепи-то сорвался? — Я не дал ему перехватить инициативу в разговоре. — Ну, парня забрал — хотя бы понятно, за что. А с какого перепугу к нам пристал?

— А вы двое встали на очень опасную дорожку. — Ложный Кондратий погрозил нам пальцем. — Будете продолжать в том же духе — и Николая вы действительно отыщете. Только не спасёте. Мой вам совет: оставьте эту затею, пока не поздно.

С этими словами он запрыгнул… Тут вышло странно. Сначала он запрыгивал как будто в кабину «Газели». Но реальность очень быстро изменилась. Чёрный обходчик сел на то, что, наверное, именовалось «козлами», дёрнул поводья, и двое чёрных лошадей умчали чёрную карету прочь.

Мы с Изольдой переглянулись. Трясти обоих начало одновременно. И кто-то должен был что-то сказать.

— Значит, мы на правильном пути, — сказала Изольда.

— А ты сомневалась? — заставил я себя усмехнуться. — Путь в Вязьму не может не быть правильным.

* * *

— Будьте осторожны, поезд отправляется!

Двери вагона мягко закрылись. Поезд тронулся — так же мягко и деликатно. На табло появилась бегущая строка: «Следующая остановка — Вязьма».

Мы с Изольдой сидели в самом начале вагона. Кресел перед нами не было, соответственно, не было и откидных столиков. Зато места много, можно свободно ноги вытянуть. При моем росте — весьма актуально. Хотя ехать не так уж долго, «Ласточка» идет всего около двух часов.

Когда десять лет назад я переехал из Вязьмы в Смоленск, путь на родину представлял собой серьёзное путешествие, занимал чуть ли не целый день. А сейчас, не успели тронуться — табло уже показывает 134 километра в час! До Москвы и то всего четыре часа. Удобно. И поезд — не чета тем, что были когда-то.

Широкие удобные кресла, чистые туалеты с набором всего необходимого, кондиционеры, кулеры с горячей и холодной водой. Проводники возят по проходам тележки, предлагают напитки и еду. По сравнению с тем, что было десять лет назад — небо и земля.

Из тех времен в памяти остались духота летом и холодина зимой, грохот, адские межвагонные двери, живущие своей жизнью — то заклинит так, что без динамита не откроешь, то катаются туда-сюда, стремясь отхватить тебе какой-нибудь жизненно важный орган. Прокуренные, хоть топор вешай, тамбуры — в которых теоретически курить запрещено. Охрипшие от ора на пассажиров проводники — злые, как черти.

Общий вагон граждане пассажиры традиционно брали штурмом. О том, чтобы занять место на багажной полке, молодому парню вроде меня нечего было и мечтать. Баловни судьбы, пробившиеся в вагон первыми, забивали полки до того стремительно, что казалось — поезд приходит на станцию уже набитым под завязку. Разместить в ногах рюкзак с барахлом так, чтобы к концу поездки нормально передвигать ноги — это было отдельным видом искусства… Романтика, блин! Поностальгировал бы, но — спасибо, что-то не хочется.

Изольда сидела рядом со мной молча, переваривала впечатления. Оказалось, что в последний раз она ездила на поезде в восемьдесят первом году. Не сказать, что сам я такой уж охрененный любитель путешествий, но сорок плюс лет перерыва удивили даже меня.

— А говорила, что гулять любишь, — попробовал пошутить я. — Хотя, конечно, гулять по рельсам — такое себе…

— Я боялась оставлять Леопольда одного, — сказала Изольда. — Переживала, что может натворить глупостей.

Вон оно чё.

Каких именно глупостей мог натворить Леопольд, я не спросил.