День Правды - Александр Витальевич Сосновский

Его голос звучал необычно напряженно. Обычно Виктор Семенович говорил громко, с той особой начальственной интонацией, которая не допускает возражений. Сейчас же он почти шептал, словно боялся, что его услышат не только сотрудники, но и какие-то невидимые наблюдатели.

Бескудников молча кивнул и последовал за ним. Проходя мимо своего рабочего места, он заметил, что его компьютер уже отключен, а личные вещи сложены в картонную коробку. Это было ожидаемо, но все равно неприятно – такая очевидная подготовка к его увольнению.

В конференц-зале за длинным столом сидели члены совета директоров медиахолдинга, которому принадлежал портал. Лица у всех были мрачные, некоторые избегали смотреть на Бескудникова, словно он был прокаженным. Воздух в помещении был настолько напряжен, что, казалось, его можно было резать ножом.

– Итак, – начал председатель совета, Аркадий Владленович, седовласый мужчина с холодным взглядом, – ситуация критическая. То, что вы, Бескудников, вчера наговорили со сцены, транслируется по всем каналам. Причём мы не можем это остановить – технические службы сообщают о каком-то беспрецедентном взломе систем. Роскомнадзор уже выписал нам предупреждение за «распространение материалов, порочащих честь и достоинство государства». Два крупнейших рекламодателя приостановили контракты. А через час у меня встреча с людьми из администрации…

Его голос звучал устало и раздраженно одновременно. Аркадий Владленович был известен своей способностью решать проблемы – с помощью денег, связей или угроз. Но сейчас он выглядел растерянным, словно столкнулся с чем-то, что выходило за рамки его понимания и возможностей.

Он сделал паузу и тяжело вздохнул:

– В общем, ваше увольнение неизбежно. Вопрос только в том, сможем ли мы сохранить портал и минимизировать ущерб.

Эти слова должны были испугать Бескудникова. Потеря работы, особенно в такой скандальной форме, означала не просто временные финансовые трудности, но и практически гарантированное внесение в негласный «черный список» – ни одно крупное издание не рискнуло бы теперь взять его на работу.

Бескудников открыл рот, чтобы возразить, объяснить, что всё это какое-то недоразумение, мистификация, что его загипнотизировали… Но вместо этого из его уст вырвалось:

– А разве я сказал неправду? Разве не все в этой комнате думают то же самое, но боятся произнести вслух?

Эти слова прозвучали в тишине конференц-зала как взрыв. Бескудников сам был шокирован тем, что сказал. Это было словно кто-то другой говорил его устами – кто-то более смелый, более честный, более… свободный.

Наступила оглушительная тишина. Аркадий Владленович побагровел, его лицо стало почти того же оттенка, что и дорогой галстук на его шее. Остальные члены совета директоров замерли, словно надеясь, что если они не будут двигаться, то станут невидимыми.

– Вы понимаете, что говорите? – процедил Аркадий Владленович сквозь зубы. – Такие заявления…

– Именно такие, – оборвал его Бескудников, внутренне ужасаясь собственной несдержанности. – Мы все здесь знаем, что происходит в стране. Знаем о разъедающей страну коррупции, о неэффективности государственных структур, которые, словно кадавры, требуют всё больше ресурсов и не могут никак насытиться. Мы знаем об отсутствии настоящей политической борьбы, о родственных связях, определяющих карьеру в «хлебных» организациях, о сосредоточении всех рычагов в одних руках, что разрушило необходимый баланс в системе управления… Однако мы предпочитаем молчание. Из страха, из корысти, из удобства. И я первый – трус и лицемер. Каждый день я редактирую материалы так, чтобы они не задевали власть, чтобы не выходили за рамки дозволенного. И презираю себя за это.

Слова лились потоком, словно прорвало плотину. Бескудников чувствовал, как с каждым словом с его души словно падали тяжелые камни, которые он годами складывал там, погребая под ними свою совесть, свои истинные мысли и чувства.

– Прекратите! – воскликнул Виктор Семёнович, вскакивая со своего места. – Вы с ума сошли? Здесь везде камеры!

Он указал на потолок, где действительно были видны небольшие черные купола камер видеонаблюдения. Его лицо выражало не столько гнев, сколько панический страх – страх человека, который внезапно оказался свидетелем чего-то опасного и потенциально разрушительного.

– И что? – Бескудников чувствовал, как его охватывает странное спокойствие, почти эйфория. – Ещё вчера я бы испугался. Но сегодня… Я не могу молчать. И не хочу.

Это было правдой. Странное обещание Воланда о дне абсолютной правды реализовалось самым буквальным образом – Бескудников физически не мог солгать или промолчать. Но что удивляло его самого – это то облегчение, та внутренняя свобода, которую он чувствовал, говоря правду. Словно всю жизнь он носил тяжелые кандалы, а теперь они внезапно упали.

Он обвёл взглядом присутствующих:

– Посмотрите на себя. Владельцы крупнейшего независимого медиаресурса. «Независимого» – какая ирония! Каждую неделю мы получаем методички из администрации – о чём писать, о чём молчать, какие формулировки использовать. И мы подчиняемся. Мы называем это «ответственной редакционной политикой».

Лица присутствующих выражали разные эмоции: шок, страх, гнев. Но ни на одном из них Бескудников не увидел удивления от содержания его слов. Никто не возмутился, никто не сказал «это неправда». Потому что все знали, что это правда. Та самая правда, о которой не принято говорить вслух.

– Довольно! – Аркадий Владленович стукнул ладонью по столу с такой силой, что подпрыгнули стоящие на нем стаканы с водой. – Охрана!

Его голос сорвался на крик, лицо исказилось от ярости и страха. Он выглядел как человек, который внезапно понял, что теряет контроль над ситуацией, – а для таких людей, как он, привыкших всегда держать все нити в своих руках, это было подобно кошмару.

Но прежде чем охранник успел войти, дверь конференц-зала распахнулась сама собой. На пороге стоял высокий худощавый человек в безупречном костюме-тройке и галстуке-бабочке. Его длинные рыжеватые волосы были аккуратно зачёсаны назад, на носу поблёскивал пенсне. Фигура незнакомца была настолько нелепой и одновременно элегантной, что казалась персонажем из какого-то старинного фильма, случайно попавшим в современный офис.

– Прошу прощения за вторжение, господа, – произнёс он с лёгким поклоном. – Фагот-Коровьев, администрация театра Варьете. Господин Бескудников, вас ожидает маэстро Воланд. Машина внизу.

Его голос, высокий и немного гнусавый, звучал с какой-то особой интонацией – словно он рассказывал анекдот, пуанта которого была известна только ему. В его манере говорить, в его позе было что-то насмешливое, но не злое – скорее, как у человека, наблюдающего комедию положений.

Все застыли в изумлении. Никто не ожидал такого вторжения, такого странного поворота событий. Аркадий Владленович первым пришёл в себя:

– Кто вы такой? Как вы сюда попали? Охрана!

Он почти кричал, его лицо стало пунцовым от гнева. Но в его глазах читался не только гнев, но и страх – страх перед чем-то необъяснимым, выходящим за рамки его понимания.

Коровьев улыбнулся