Здесь, на знакомых тротуарах... - Денис Георгиевич Кащеев

– А, так вы к хозяйке… – разочарованно произнесла незнакомка.

Неведомая сила, неудержимо тащившая к ней юношу, разом исчезла без следа. Мгновенно оказавшись на ногах, Иван спиной вперед рванул прочь от бассейна, однако споткнулся обо что-то – и рухнул навзничь, хорошенько приложившись хребтом и затылком к плитке пола. На секунду в глазах у юноши потемнело, и сразу же вскочить снова он не сумел.

– Тринадцатый кабинет – это вам на второй этаж, грациозно соскользнув тем временем с бортика обратно в воду, без особого пыла проговорила купальщица. – Как выйдете в коридор, вторая дверь слева – «фита». Ну, номер девять, если так понятнее. За ней будет лестница наверх. А там уже наверняка не заблудитесь…

– Спасибо… – ошалело пробормотал Иван, наконец поднявшись и суетливо отступая к выходу.

– Всегда пожалуйста! – любезный ответ незнакомки нагнал его уже захлопывавшим за собой дверь.

* * *

Милена

Снова оставшись одна, какое-то время зеленоволосая купальщица еще сидела в воде, о чем-то размышляя, а затем, как видно, мысленно к чему-то придя, одним прыжком выскочила на бортик. Задержись давешний гость до этого момента, увидел бы, что и нижней частью плавательного костюма она себя не обременяла.

Оставляя за собой мокрый след, девица подошла к скамейке у стены, взяла с нее телефон и набрала номер.

Ответили ей не сразу, но все же ответили.

– Привет, котик, это Мила! – радостно заговорила зеленовласка в трубку. – Что значит, какая еще Мила? – продолжила она через пару секунд возмущенно. – Мавка из «Золотого Сечения»!.. Вот то-то же!.. Да, помню, что ты сегодня весь день, как проклятый, в приемной комиссии сидишь, но сам же просил сразу звонить, если будут новости!.. Да, представь себе, есть… К хозяйке смертный паренек пришел – не иначе, тот самый… Ну, Иван, Варварин сын!.. Да, сам… Вот только что с ним в бассейне общалась!.. Нет, не в этом смысле… Не утопила – говорю же, к хозяйке он!.. Что значит, не может быть?.. А при чем тут вообще Кащей?.. Ну, не знаю, сами там разбирайтесь, что узнала – я рассказала!.. Да уж, Баюнушка, будешь должен!.. И чтоб не как в прошлый раз!... Ну все, пока!.. И я тебя целую!

На том конце дали отбой.

Вернув телефон на прежнее место, мавка повела плечиками, затем выгнула спину, с наслаждением потянулась.

– И впрямь ведь чуть не утопила, – покачала головой затем, непроизвольно поежившись. – Вот бы хозяйка осерчала! А Иван-то этот – крепкий орешек! – добавила уже с улыбочкой после короткой паузы. – Почти устоял! Да что там, жив остался – значит, устоял! – призналась она сама себе. – Или, может, это я былую хватку теряю? – слегка нахмурилась девица. – Непонятно… Надо бы себя проверить при случае! И не затягивая! А то, понимаешь, раззадорилась до судорог – и вдруг облом! Куда такое годится?

С этими словами она шагнула к краю бортика, рыбкой нырнула в бассейн и скрылась в глубине вод.

[1] При обозначении цифр буквами славянской азбуки, «б» («буки») не используется. После «а» («аз») сразу идет «в» («веди»)

Глава восьмая

Марья

– Следующая десятка – заходим на прослушивание! – распорядился дежуривший в коридоре долговязый студент-старшекурсник.

Вместе с еще четырьмя девушками и пятью юношами Маша переступила порог аудитории. Незаметно – как ей, по крайней мере, показалось – покосилась на стол Комиссии, за которым вполголоса переговаривались между собой пятеро преподавателей. Вернее, беседовали только четверо, попарно – двое, что сидели справа, и двое, что слева. Грузный мужчина, со скучающим видом расположившийся по центру стола – чем-то неуловимо похожий на огромного сытого кота – до коллег, похоже, не снисходил.

Собственно, это и был Мастер – великий Василий Рафаэлевич Чеширский. Народный артист, заслуженный деятель искусств, лауреат престижнейших премий – и все это в какие-то сорок с небольшим. Гений, в общем – причем, единодушно признанный гений.

Половина из девчонок, поступавших в этом году, Чеширского буквально боготворили. Две трети из оставшихся были в Василия Рафаэлевича всего лишь страстно влюблены. Временами Маша даже чувствовала себя среди прочих абитуриенток белой вороной – идя подавать документы, она даже не знала, кто из педагогов набирает курс. Да и вообще основную ставку подспудно делала на другие вузы «золотой театральной пятерки». Но именно здесь она уже прошла аж в третий тур отбора, тогда как в четырех других местах – бесславно вылетала в первом же. Правда, лишь однажды – что называется, «с треском» – забыла от волнения все, что собиралась читать перед Комиссией. Начала заготовленное стихотворение – сбилась, перескочила на другое – запуталась и там. Лишь чудом не разрыдалась, но кое-как собралась, попытала счастья с прозой – и снова опозорилась. Тут уже, понятно, без слез не обошлось, вот только разве ж ими поможешь такому горю?!

Но то был блин, которому и положено выйти комом – первая Машина попытка в первом из вузов «пятерки». Уже к следующему – вот как раз на курс Чеширского – она собралась – и, как видно, блеснула – была по итогам пропущена сразу в третий тур, минуя второй. Правда, слушал ее тогда не Сам, а кто-то из его помощников – ну да какая разница, главное – результат!

После этого несомненного успеха вылет в трех оставшихся вузах особой трагедией для Маши уже не стал. Тем более, что, как таковых, явных провалов она больше не допускала – выбраковывали ее все три раза приблизительно с одной и той же мягкой,