Веревочная баллада. Великий Лис - Мария Гурова

колесах ворвался Ле Гри. А теперь Розина сбежала к дяде. Она оставалась спать у него, гуляла за руку с ним и демонстративно дулась. «Я взрослый, а она дитя малое. Мне стоит быть мудрее, в конце концов, это мне надо работать».

– Розина! – окликнул он ее, когда она сидела на ступеньках синего фургона и плела венок из травы и цветов шиповника. – Не занята?

– Занята! – Она нахмурила брови, собрала глаза в кучку и запыхтела.

Оливье сдержал усмешку. Подумал, неужели он тоже еще года четыре назад был таким же вредным.

– Давай мириться? – тут же предложил он. – Я тебе подарок принес.

Он протянул Розине диадему с оленьими рожками, которую смастерил сам – из маминого латунного украшения, ветвей, жемчуга и лент. Розина отложила в сторону свою поделку и повертела в руках необычную вещицу.

– И что мне с этим делать? – придирчиво спросила она.

– Носить на голове.

Розина оценивающе посмотрела на корону, поморщившись.

– Я подумаю, – не без надменных ноток пообещала она, но было заметно, что она хотела бы немедля примерить подарок. Наверное, ошибка Оли была в том, что он оставил ее, отца и весь этот бурлящий котел раздора на неделю. И он не то выкипел, не то остыл. Сегодня же все звезды цирка отправились в Пальеру на генеральную репетицию. Оливье умудрился поцапаться с отцом с утра и потому остался в лагере. Пора было заканчивать насыщенный распрями акт.

– Это не все, – не унимался Оливье. – Хочешь, покажу тебе кое-что чудесное?

Маленькая Розина насторожилась. Ей было очень интересно узнать, какой дар у Оливье, но они еще ни разу не говорили после ссоры в фургоне. Она долго искала внутри себя остроумные ответы, чтобы поразить ими Оливье, но, не найдя сколько-нибудь пристойных, притворно-равнодушно ответила: «Давай».

В фургоне Оливье усадил на кровати (скорее, старой софе, приколоченной к полу) в ряд семь марионеток: Живаго, Орсиньо и его слугу, Либертину, Женераля с Фанфатиной и Солу. Он кинул пару подушек на пол и предложил Розине присесть. Она кокетливо расправила подол и поджала ноги. Оли направил свет двух фонарей так, что они осветили одеяло, будто прожекторы. Живаго поднялся и поклонился зрительнице. Начался спектакль, в котором марионетки играли без нитей, обращались к девочке и беседовали с ней. Они были такими крупными, что труппа едва умещалась на софе. Оливье украдкой взглянул на Розину: ее блестящие глаза бегали по фигурам на кровати, румянец на щеках был заметен даже в полумраке фургона, она светилась от счастья. Он почувствовал, как важная деталь, заводящая механизм, нашлась, добралась до его груди и щелкнула в замке. Тогда он улыбнулся, впервые за год не саркастично, не насмешливо, не выражая миру свое презрение. Он почувствовал искреннюю радость и свое бьющееся сердце, как на премьере в Эскалоте.

И вот на перинную сцену вынесли новую марионетку – безжизненную, спящую в гнезде изо мха и веток. Кукла была странной – юноша в хлопковой рубашке с кружевными манжетами, с вьющимися каштановыми волосами, из которых, словно продолжение его кудрей, вились маленькие рожки, как у оленя. Но страннее всего он выглядел ниже пояса: задние ноги оленя с белыми пятнышками на шерсти чем-то перекликались с его пестрыми веснушками на лице и плечах под глубоким вырезом ворота, а копытца были золотыми.

– Кто это? – ошарашенно спросила Розина.

– Отец сказал, что это фавн. Он списал его со слов Юрбена. Тот видал похожего во снах о древних чудищах, – объяснил Оли.

– Не похож он на чудище, – вступилась за куклу Розина.

– Да, не похож, – согласился Оливье. – Я хочу дать ему имя. Есть идеи?

Розина задумалась.

– Может, Бацифаль?

– Как-то очень странно. Немного парнокопытно, – неуверенно протянул Оливье. – Ему подходит, – наконец согласился он. – Что ж, у Бацифаля есть имя, суть природы, но нет цели, ради которой он мог бы жить. Надо придумать ему миссию.

– Зачем?

– Чтобы он знал, что ему делать со своей жизнью, без чужого указа.

Ребята умолкли. Вихрь их мыслей почти жужжал над головами. Вдруг Живаго спросил:

– Мастер и маленькая леди, может, сей фавн будет служить королеве леса?

– А разве в лесу есть королева? – сомневаясь, спросила Розина.

– Раз есть Верховная леди Долины, значит, и Лесную королеву можно короновать, – предположил Оли, уже кое-как разобравшийся в устройстве Трините после разговора с Ле Гри. – У нас как раз и корона имеется.

Он с улыбкой протянул Розине диадему, которая покоилась на ее юбке. Девочка, смущенная, но очень довольная, кивнула, и Оли торжественно вскинул корону над ее головой.

– Венчаю тебя на царство Гормова леса, королева Розина I, – торжественно произносил он, пока их улыбки отражались друг от друга, ширясь и сияя ярче.

Диадема потонула в копне рыжих кудряшек, из которых торчали только рожки, а шелковые ленты ниспали на спину. Он и сам принарядился для этой постановки: надел бархатный зеленый фрак и цилиндр в виде башни с плющом по одному боку. Оли повернулся к артистам и с той же интонацией придворного глашатая провозгласил:

– Отныне же очнись, фавн Бацифаль, и служи верно своей королеве!

Фигура в зеленом гнезде кротко пошевелилась. Ноги, руки и нос фавна задергались, как во сне. Он ожил, но спал, не стесняясь посапывать. Розина украдкой захихикала.

– Кажется, твой первый подданный не очень расторопный парень, – посмеивался вместе с ней Оли. – Эй, Бацифаль, подъем! Да проснись уже!

Он ткнул его пальцем в бок. Розина заливалась смехом, а Бацифаль с фырканьем проснулся. Над его пробуждением хохотала вся труппа. За общей суматохой, шутками и собственным весельем Оливье расслышал конское ржание и топот копыт снаружи. Он прислушался и понял, что в лагерь прибыли люди верхом на лошадях. «Умолкните!» – прикрикнул на всех Оливье. Куклы притихли, а Розина возмутилась, но Оли быстро подскочил к окну, отодвинул шторку и попытался разглядеть в темноте незваных гостей. Грохот четырех десятков копыт оградил их пристанище от прочих звуков. Было очевидно, что это не вернувшиеся циркачи. И самые худшие опасения подтвердились, когда Оливье распознал повязки на рукавах – красные с черным отпечатком ладони. «Мытарь», – прошептал Оливье Живаго. Марионетка кивнула и поспешно бросилась одергивать шторы и замыкать дверь. Оли вернулся к растерянной Розине.

– Послушай меня, только не шуми. Там снаружи отряд повстанцев. Они нас не тронут, но нужно сидеть очень тихо. И что бы ни происходило, слушай меня, – он держал девочку за плечи и не знал, кого из них двоих он больше успокаивает. – Розина, слушай меня и молчи. Я защищу тебя.

Он услышал, что они стучат в двери фургонов,