Ловец кошмаров - Валентина Владимировна Белякова

Той осенью весь курс согнали в актовый зал, и мы думали, что будет какая-нибудь конференция. А они начали: «Ситуация сложная, и независимо от вашего мнения нужно поддерживать градообразующее предприятие, поэтому сейчас мы запишем видео и скажем слова», – и всё в этом духе. И ты просто встала и вышла. С вещами, без единого слова. Деканша ещё так задохнулась и лицо сделала, как будто ей дерьма под нос подсунули. И такая тишина настала…

– Там же потом ещё несколько человек вышло, – буркнула Кара, смущённо отмахнувшись.

– Да, но хрен бы они пошевелились, если бы не ты. А я даже так и не пошевелился, только хотел.

– То есть понравилось то, что я типа смелая? Типа панк? – Она делала особый акцент на слове «типа». – Спешу разочаровать: сразу оттуда я пошла в туалет и проблевалась от нервов. Я то ещё ссыкло. Разочарован?

– Наоборот.

Я хотел сказать, что самая большая смелость – преодоление страха, но не смог сформулировать не банально, поэтому привёл другой случай:

– Улитки и черви.

Кара вопросительно приподняла бровь, но я подозреваю, что она сразу поняла, о чём я.

– В мае, когда были дожди, их много выползло на территории вуза, много было и раздавленных. Живых ты пересаживала с асфальта на траву, подальше от дороги. Голыми руками.

– Не, ну это сверхъестественно, конечно, – произнесла она с сарказмом и осушила стакан кого-то из группы. Принялась с преувеличенным интересом рассматривать свои ногти.

– Кто-то поржал, кто-то «фукал», кто-то даже снял на видео. Но ты вообще не обращала внимания, – упрямо продолжал я, – ещё танец на лестнице. На летней сессии ты вышла с последнего экза, у тебя принимал завкафедрой, который всех валил. Ты получила «отлично», вышла с таким покерфейсом, воткнула наушники и пошла на боковую лестницу. Ну, где часто заперто и все курят. Я последовал за тобой, хотел заговорить, но у тебя же была музыка… И ты стала смешно танцевать, почти как Джокер, только неуклюже, и чуть не упала пару раз, но дотанцевала до первого этажа.

Я заметил, что она снова пристально смотрит на меня.

– Ещё когда у твоей одногруппницы была подруга, которая отпускала обидные шутки, и никто не встревал. Одногруппница делала вид, что тоже не против «посмеяться над собой». И только ты сказала той девушке: «Эй, да что за хрень ты вообще несёшь? На её месте я бы тебе врезала. Ни хрена ты ей не подруга. Отвали от неё». Или что-то вроде этого. Теперь вы вместе тусите между пар, и ты её вроде как… Защищаешь. А ещё ты иногда залипаешь вдаль, как будто ты не здесь. А когда жарко и ты в майке, на плечах и ключицах виднеются татуировки со всякими… Насекомышами. Хотелось бы рассмотреть их вблизи. Всех. А ещё я подглядывал в твою электронную книгу и телефон, когда ты включала музыку, так что знаю, что у нас похожий вкус.

Я наконец заткнулся, но лишь потому, что в лёгких закончился воздух.

– Ты тоже в дрова, да? – благодушно спросила Кара после долгой паузы.

– Похоже, что да.

– Похоже. Пойдём потанцуем.

Когда я встал, пол вдруг оказался о-о-очень далеко, и мне пришла мысль, что неудобно быть таким высоким. Особенно когда пол качается, как палуба корабля, и кругом углы, и люди, и углы людей. Всякие плечи, локти и затылки…

– У-у, Сириусу больше не наливать! – изрекла Кара загадочную фразу, крепко схватила меня за руку и уверенно потащила сквозь толпу к сцене. Правда, подозрительно заваливаясь вперёд. – Сейчас они устроят…

– Кто устроит? Что?

– Курт и Слэм. Устроят слэм, соответственно, – из её уст прозвучало как «соотэс-сна».

Кара была права: как только мы оказались на пятачке перед сценой, «Потрясение» грянуло особенно забойную песню, и вокруг нас образовалась группа яростно толкающихся людей. Слэм вытворял на своих барабанах нечто адское, а Курт, как шаман, заклинал толпу, закручивая её в водоворот. Поначалу я даже испугался. Но потом увидел, как лёгонькая Кара отлетает в сторону с радостным визгом, когда её толкает Серый или другие крупные ребята, а потом снова бросается в куча-малу, и расслабился. Наверняка утром найду на руках и рёбрах немало синяков, но пока что я даже не чувствовал боли.

В какой-то момент маленькое, но бурное человеческое море вынесло меня на отмель, в полумраке я увидел Рин и Уну. Они вышли из незаметной дверки с надписью «Только для персонала». Лицо Уны я не успел рассмотреть, а у Рин было странное выражение: блаженное, не от мира сего, как будто она долгое время была далеко-далеко и теперь плохо представляет, где находится. Может быть, они там что-то употребили? Прежде чем я успел это обдумать, снова оказался втянут в тёплую мешанину тел.

Музыка замедлилась, стала тише. Я снова оказался близко к Каре, прямо за ней. Её спина полностью прилегала к моему животу, голова – к шее, поэтому возникал большой соблазн положить подбородок ей на макушку. А руки – на плечи. Свободы движения мне почти не осталось, поэтому приходилось синхронизировать ритм с Карой, которая извивалась в такт песне. Её голова была запрокинута, и на губах застыла глупая улыбка. Смотрела Кара, к сожалению, не на меня, а на Ловец.

Я встретился взглядом с Вербой, царившей над сценой. Её длинные смуглые пальцы вцепились в микрофон так, будто пытались его раскрошить. Вопли с расщеплением сменились чётким хрипловатым речитативом. Теперь Верба была больше похожа не на пиратку, а на ведьму или даже индейскую шаманку, и в тёмных гротах её глаз снова сверкала зловещая древность. У меня возникло стойкое ощущение, что она обращается именно ко мне, причём вместе с её собственными эмоциями транслируется ещё чья-то властная, нечеловеческая воля:

…Где бы мы ни были, что бы ни делали,

Петлями тленное тело оплетено.

Пена на стенах, бесплотные тени, но

Крепок их плен, это демоны, демоны…

Я покачивался под её взглядом и голосом, как кролик перед удавом. Даже не смутился, когда всё-таки заключил Кару в объятия, вцепился пальцами в её плечи, почувствовав тонкие, как у птички, косточки. Моё тело требовало прикосновений. Моя душа требовала музыки.

Следуй за мной, не медли,

Вслушайся, не дыши.

Я уведу тебя в петли,

Петли моей души.