Жрец со щитом – царь на щите - Эра Думер

В зале для встреч, где мы впервые познакомились с сенаторами, а я изображал весеннюю кошку, собрались все члены совета за исключением Бодоштарта. В красном порфире стен отражался скованный кандалами Плотий. Раздутое от побоев лицо с кровоподтёками, склонённая в ложном почтении голова, изорванная чёрная мантия, в прорехах которой белела кожа – всё в нём свидетельствовало о том, что ночь, проведённая в пыточной камере наедине с Плинием, запомнится ему надолго.

– И что этот северный господин забыл на месте Бодоштарта?.. – следом вопросил Ханон, поглядывая на Плиния.

Тот покачивался на бархатном стуле окаменевшего сенатора, закинув ноги на стол. Он прищурил голубые глаза и парировал:

– Насколько мне известно, – он вставил обращение к Ханону на финикийском, отчего сенатор изумлённо похлопал глазами, – господин работорговец временно утратил способность сгибать колени и сидеть.

– О нём мы переживаем в последнюю очередь, – отрезала Астарбел, занявшая почётное место рядом с Ганнибалом. Они держались особняком друг от друга, но я заметил, что они расслабленны и спокойны от того, что угроза жизни малышки Талилы миновала. – Целители ищут способ его разморозить. А вы, господин…

– Плиний Илларион Клавдий, – с готовностью представился тот. – Пират и актёр. Наслышаны ли обо мне в Карфагене?

– По чести говоря, нет. – Абидаастар покачал головой.

– Ну, – усмехнулся он, – вестимо, теперь будете. Смотрите, какой грим я нанёс господину лекарю, разве не загляденье? Настоящее искусство.

Я никак не мог протереть глаза и проснуться окончательно. Плотий, якобы пропавший без вести и якобы загрызенный волками в лесах, сидел перед нами на коленях, весь в крови и с кривой улыбкой на устах. Ливий ходил из стороны в сторону, не в силах спокойно стоять.

– Я не пойму, – роптал он, – есть ли хоть один человек из моего прошлого, у которого нет дурацкого двойного дна и белых пятен в биографии?

Ливий растрепал волосы, зарычав от раздражения. Я поднял руку:

– Я, например, прямолинеен, как храмовый шпиль.

– Ты из настоящего, Луциан, – поправил Ливий.

– А ты, случаем, не тот ли скупщик имён, который помогал охотникам в пути? – спросил Ганнибал у Плиния.

– Он самый. – Плиний осклабился и подмигнул нам. Я ответил гримасой. – Я спасал от смерти то одного, то второго. Здоровяка достал прямиком из пасти Орка.

– Кто же ты? – следом спросил Ганнибал.

– Ответ зависит от того, кто спрашивает.

Я прервал светские беседы, выйдя вперёд и остановившись против лекаря. У меня раскалывалась голова от похмелья и бесчисленного множества тайн. Потерев лоб, спросил:

– Плотий, что всё это значит? Ради чего?

Врачеватель посмотрел на меня – в его глазах не осталось места для теплоты, с которой он рассказывал нам, мальчишкам, истории и учил, как жить во взрослом мире. Дисгармоничный, невозмутимый и холодный, словно давным-давно обращённый в камень взором Медузы Горгоны – вот каким виделся мне друг семьи Туциев.

Вот какой на самом деле монстр скрывался под призрачной маской добра.

– Плотий, – Плиний протирал кинжал, которым пытал лекаря, – если к тебе обращаются, положено отвечать.

Я смотрел на Плотия, но он демонстративно молчал, победно улыбаясь. Картина казалась неестественной и до безобразия неправильной. На Ливии и вовсе не было лица: его можно было понять – столько лет жить с волком в овечьей шкуре. И что у Плотия было на уме? Какие цели он преследовал?

В двери постучались. Астарбел сделала поспешный знак страже, и они открыли вход. В зал влетел суматошный, как пташка, низкорослый муж с блестящей лысиной. Он нёс в руках свиток, обмотанный шнурком. С первых шагов муж суетливо поклонился и попросил прощения, что отвлекает.

– Удалось что-то найти, Мелькар? – вопросила Астарбел.

– Госпожа, наши писчие перенесли на папирус том из сочинений царя Нумы Помпилия, который подписан как «Трактат о времени». Вот здесь… – Мелькар дрожащими руками развернул свиток-волумен, исписанный колонками, едва не уронил и, рассыпаясь в извинениях, зачитал: – «О таинстве времени и служении Аиону».

Ливий подошёл к Мелькару и попросил свиток. Мелькар суетно передал папирус и, поклонившись советникам, растворился в дверном проёме.

Ливий мельком изучил содержимое, и его лик принял сосредоточенный вид. Присутствующие не шумели, ожидая реакции. Я не вынес тишины и спросил, сунув нос в писанину:

– Ну, что там?

– Проклятие. Не очень хорошо – мы не выполнили одного условия. – Ливий покусал губы, нервничая. Я попросил его прочитать свиток вслух, и он начал: – «Да будет известно, что время, кое есть Аион, бог бесконечности, не вечно в своём бессмертии. Ибо даже боги, кои правят миром, подвластны упадку, когда силы их истощаются и тень забвения накрывает их. Аион, чьё дыхание есть течение лет и чьи очи суть звёзды, не избегнет сей участи, если не найдётся вместилище для его духа. Слушайте же, о избранные, ибо рецепт есть мистерия, открытая мне, Нуме, во сне, когда явился ко мне сам Аион, облечённый в одеяние из света, тьмы и рек Времени. И молвил Аион: «Человек, избранный мной, должен стать сосудом моим, дабы я не угас в вечности. Он не будет чист душою; он будет проклят, и сердце его, полное смятений, впустит в себя свет веков моих. Да будет так»». – Ливий скрутил папирус и постучал им по плечу. – Мы прокляты, но никому из нас не являлся бог вечности.

Я засмеялся. Брови Ливия поползли вверх.

– Прыгай от радости шельма, ибо как раз-таки мне, – я ткнул большим пальцем в грудь, – Луциану Корнелию Сильве, явился раненый бог времени – змей с головою льва – и наказал идти, чтобы спасти Рим.

Ливий побледнел и тут же налился охрой – он, как мне виделось, не шибко обрадовался. С дурно скрываемым негодованием он спросил:

– И когда ты собирался мне об этом рассказать, братишка?

– Я не подумал, что это важно, – честно ответил я.

«Теперь смотрю на него, пунцового от злости, и думаю, что, может, стоило рассказать. Но я ведь не со зла!»

– «Не подумал», – процитировал Ливий и судорожно выдохнул через нос.

В беседу включился Плиний: возникнув рядом с нами, протянул:

– Почему бы Аиону не назвать тебе рецепт во сне? Какой резон гонять вас до беспредельных земель, м-м-м?

– Спроси что полегче, – фыркнул я. – Мне вообще ничего не ясно, хотя ясность внесена. Ливий, ну ты что, гневаешься на меня?

– Луциан, я не гневаюсь, – измученно ответил Ливий. – Я разочарован, что ошибся в подсчётах. – Он прочитал вопрос по моему лицу. – Неправильно определил степень нашей близости. Думал, у нас нет друг от друга секретов…