Славгород - Софа Вернер

и снова окунает – и Илля не пугается такого ритуала, смело доверяясь Топи.

А Гриша подскакивает тут же, пока не ловит Петин успокаивающий взгляд – светлый их отблеск останавливает ее на месте как вкопанную. «Он не топит ее, не топит. Это всего лишь ритуал», – убеждает она себя и глубоко, нервно дышит.

Из озера Зильберман выползает расслабленная и усмиренная, валится Грише в руки и мурлычет, как в воде хорошо. Мол, вода добрая и нежная, и тебе тоже стоит попробовать, но та лишь отрицательно качает головой.

– Давай, Гриша! – Петя кричит с большой глубины, он скрыт водой по плечи. Гриша не умеет плавать, сопротивляется. – Иди, ты же никогда не плавала!

– Что, никогда? – пораженно переспрашивает Ильяна. Даже она, великая-врагиня-мокрых-луж, и в детстве, и юности не раз отдыхала хотя бы на городском подобии пляжа, когда навы еще благосклонно пускали их сюда.

– Да мне некогда было…

– Тогда тем более! Вон – тебя сам шаман зовет!

Обряд придает сил, а наглость с Ильяной всегда, и поэтому она затаскивает Гришу в воду сама, бесстрашно тянет за собой и даже падает пару раз, опираясь на дно, и тем самым заманивает глубже.

– Нельзя откладывать все на потом! – настаивает она на своем и брызгается водой, как ребенок, и когда Гриша набрасывается на нее, мокрая и притворно злая, верещит.

Кудри мокнут, липнут к плечам. Петя учит расслабляться на воде, Ильяна схватывает на лету, а Грише пока страшновато идти в глубь. Глупо так: резвиться, перешучиваться и перебрасываться целыми горстями воды, беззаботно и бездумно, в обычной своей одежде, в которой потом еще ехать домой.

– Как ты устроился тут?

Костер приятно трещит, дрова тлеют, в угли зарыта картошка. Петя упрашивает остаться с ночевкой – Ильяне полезно, а без Гриши ей не хочется. Он только радуется, что они все же решили составить ему компанию: хлопочет, заваривает чай с чабрецом, жжет шалфей для общего здравия. Грише приятно после всего пережитого сидеть с ним в тишине, спокойствии и понимании.

– На удивление хорошо. Старших, которые были бы против меня, почти всех положила болезнь. – Он сочувственно вздыхает. Безумие, горячка – все от мутной озерной воды, которую загрязняла некоторое время назад инфраструктура разваливающегося города. Сейчас они чистят озеро посильно, погружаются для подъема мусора каждый день. – А наши ровесники только рады смене власти во всех сферах и смыслах, – улыбается Ильяне. Она понимающе кивает. Городом теперь исправно управляет временный комитет с представителями каждого вида, сама же она вот-вот займет должность председательницы.

Гриша тычет палкой в картошку, и от этого разлетается пепел. Кострище опасно разгорается от подкинутого полена.

– Сама-то как сейчас? Где живешь, что делать планируешь?

Гриша не ждет к себе внимания. От заданного Петей вопроса она последний месяц бежит. В больнице у Ильяны – бежала. Разгребая последствия пожара – бежала. Когда из каморки своей съезжала, когда Сережу обнимала и благословляла на добрый путь в столицу, потому что ему «ловить здесь нечего» – тоже бежала. Отпускать, помогать, дружить – но от себя самой забиваться в угол. Ильяна задумчиво ковыряет разломленную на фольге картошку, едва слышно вздыхает: не понимает, как впихивать в себя еду по-старому. Ничего по-старому не получается.

– Да я… ну… – Она тут же мнется под вопрошающим взглядом. Ильяна жалеет ее, не вынуждает определяться с грядущей своей жизнью – полноценно продлившейся – и потому молчит. А Петя беспокоится: не хочет, чтобы, потеряв жизненный ориентир, пусть и мучительно ограничивавший, Гриша потерялась сама. – Приют для старых собак и кошек, наверное, открою. Как подзаработаю, конечно. И как город отстроим. Пока – ну, поохраняю Ильяну.

– Приют? – в один голос тянут оба, переглянувшись.

– А что? – Гриша тут же смущается своей глупой идеи, отряхивается от комаров, немного обиженно пинает опаленные палки в костре и бурчит. – Старые никому не нужны, всех выкидывают или травят.

Илля умиленно щебечет и тянется радостно Гришу обнять. Ей приятно слышать, что у Рыковой есть хоть одна маленькая мечта.

– Это отличная идея, Гришечка, – целует в веснушчатую щеку. – Откроешь, обязательно! Вся жизнь еще впереди…

Гриша согласно кивает и кладет свою тяжелую голову на Иллино плечо. Помогает ей разломать картошку на мелкие кусочки, немного посыпает наструганным ранним луком. Говорит: «Я в тебя верю», и Ильяна послушно жует, зная, что ей станет лучше, если немного себя перебороть. У нее под боком хороший пример.

– Мы так и не отметили твой день рождения! – спохватилась Ильяна, запоздало стуча себя по забывчивому лбу. Петя посмеивается. – Колпачки смастерим, торт нужен, свечки поставим… Петя, есть свечки? Ох, праздник поднимет нам всем дух! Немного запоздало – на месяц, ха… Но хотя бы не похороны!

Ильяна восторженно хватает Гришино лицо и кричит на все побережье:

– Скажи же это вслух! Как лозунг!

– Илля, ну… – Гриша смеется, но выпутаться не пытается. – Ладно, ладно… я жива, – мямлит.

– Нет, увереннее, – с нажимом повторяет Ильяна.

– Это же правда, – подначивает Петя.

Озеро замирает, не издает ни звука. Стрекочут в кустах сверчки.

– Я жива! – Гриша крепко жмурится от стыда, боясь привлечь к себе лишнее внимание. Страшась, что жизнь все еще шаткая: крикни громче – и придут те, кто ее отнимут.

Номер? Х287693, но эти цифры ничего не значат. Уровень послушания по шкале Брюхоненко – к черту эту шкалу. Диплом – зачеркнуто – «служебный хорт класса А», но служить Гриша выбрала иначе, не насильно, а по собственной воле. Служить, оберегать, сопровождать – любимых и близких, благосклонных и родных. Сама, осознанно. Бывает так?

Смерть Гришу еще настигнет – но через многие годы, в старости и почти безболезненно. А сейчас, сквозь слезы, она признаётся себе в главной роскоши, которую раньше позволить не могла.

– Я хочу жить.

КОНЕЦ

Бестиарий

Славгород – город в Алтайском крае альтернативной России. Еще в советские времена он был образован как специальный рабочий город для «не-людей» – гибридов, чье ДНК сдвоено или развито неизвестным образом и состоит из человеческих и животных образцов. После развала СССР город остался доживать свою жизнь как закрытый, неизвестный военный объект, в который иногда пускают, но из которого никогда не выпускают.

Хо́рт, хо́рты – псовые гибриды, собаки. Самый многочисленный, шумный и притесняемый вид. Его представители постоянно подвергаются ограничениям. Покладистые и верные, но при должном настрое – неуправляемые (поэтому их «дрессируют»). Хорты призваны нести службу городу и исторически работают в милиции, охраняют границы или тела важных людей. Но большинство хортов в обществе – маргиналы.

У хортов массивная