Архивы Дрездена: Поле боя. Сочельник - Джим Батчер

Я смотрел во все глаза.

Адские погремушки…

Марконе созвал всех, кто выжил в схватке с йотунами, навел порядок в своих войсках, а затем, как видно, сделал круг, чтобы помочь защитникам посольства свартальвов. Последователей он, наверное, набирал так же, как и я, но успел вооружить их и привести неожиданное подкрепление на южный рубеж обороны.

А затем, когда все освободились, настало время выручить группировку Мэб.

И теперь смыкавшиеся руки воинства Марконе готовились взять за вымя фоморский легион, окруживший Зимнюю Леди в слепом и бездумном стремлении лишить ее жизни.

Барон Чикаго, главнокомандующий собственной армии и союзник кое-кого из самых могущественных существ, с кем я имел удовольствие – или несчастье – быть знакомым, поднял один из треклятых древних пистолетов, прицелился в титаншу и спустил курок.

Ему повезло. Бах-бдыщь – и титанша вздрогнула, а ее броня заискрилась.

Барон Чикаго отшвырнул пистолет, выхватил следующий и с вызовом вздернул подбородок.

Лицо Этне перекосилось в гримасе безграничного гнева.

– Что? – прошипела она так едко, что сквозь зубы просочились капли слюны, слетели с губ и сожгли траву возле ее ног. Титанша с шарканьем развернулась и затопала по земле, как разъяренный ребенок, только у нее это получилось более апокалиптично, а Баттерс содрогнулся. Похоже, пропитанный ненавистью голос Этне причинял ему физическую боль. – Смертные твари… Черви… Я сотру этого человека в порошок – да, в порошок! – и растопчу – да, растопчу! – его зубы!

По-моему, ее охватило беспомощное остервенение, бешенство и предчувствие краха всех надежд. Со мной такое случалось, но в такие моменты я вел себя поприличнее. Теперь я разглядел слабое место титанши: ее дар одновременно был ее проклятьем.

Винить ее, пожалуй, не следовало. Этне – порождение стихии, примитивная сила мироздания, существо, предназначенное для сотворения миров из грубой материи, а вовсе не для того, чтобы стоически относиться к факту крушения своих планов. Благодаря персональному могуществу она могла требовать чего угодно и в большинстве случаев получала желаемое.

Столкнувшись с исключением из этого правила, Этне не могла понять, почему события идут наперекор ее воле. Привыкшая к абсолютному послушанию и регулярным победам, она не умела бороться с достойным, коварным и непредсказуемым противником. Ей попросту недоставало нужных навыков и умений. Вот она и повела себя как ребенок, впервые столкнувшийся с противодействием.

Иначе говоря, закатила истерику, тратя на нее драгоценные секунды.

И в душе у меня затлела, а затем вспыхнула надежда.

Всего лишь крошечный огонек, но этот огонек снова напитал мою жизнь смыслом.

Напомнил, что я на работе. Что мне предстоит сделать важное дело.

– Хе. Хе-хе. Хе-хе-хе-хе, – закудахтал я скрипучим, надломленным, но неподдельно веселым голосом. – Зелень ты желторотая!

Под ее свирепым взглядом у меня слегка екнуло сердце, ведь вместе с надеждой вернулся страх. Страх, что я могу проиграть эту битву.

Потому что теперь я знал, что могу победить.

По всей очевидности, выстрел Марконе послужил сигналом к атаке. Барон Чикаго и его войска с воплями ярости перешли с трусцы на полноценный бег, да такой, что земля задрожала у них под ногами. Одетые в белое вампиры стремительно проскальзывали через невозмутимое озеро света, растекшееся вокруг маяка Летней Леди, и передо мной развернулась невидимая битва разумов и силы воли, не менее жестокая, чем рукопашная схватка.

Если в фоморском легионе не восстановится порядок, атака новоприбывших сил Марконе разобьет его наголову.

– Не дайте ей уйти к фоморам! – завопил я.

Этне взмахнула копьем, но теперь молния была адресована не Баттерсу, а самой земле. Та взорвалась, и в нашу с Баттерсом сторону устремился целый грузовик чернозема. Я прикрыл руками голову и возрадовался, что на мне сегодня зачарованный плащ, благодаря которому я отделался новой порцией синяков, а не многочисленными переломами. К тому времени, как я опустил руки, Этне находилась на последних нескольких градусах дуги пятидесятиярдового прыжка к арьергарду фоморской армии. Приземлившись, она ударила древком украденного копья в землю, чем немедленно привлекла внимание окружавших ее фоморов. Ее воля охватила всех, кто находился рядом, и сотни бронированных пехотинцев синхронно развернулись лицом к армии барона.

Придя в чувство, я незамедлительно принял информацию своего ментального стяга. У меня осталось сто восемьдесят семь бойцов, по большей части раненых.

И тут на разрушенном земляном валу, окружавшем зрительный зал, воссиял Эспераккиус. Поток света сопровождался ревом множества усталых, но несломленных солдат, и до меня вдруг дошло, что, раздавив Листена и его отряд, я облегчил жизнь защитникам нашей твердыни.

Не без труда поднявшись на ноги, я отыскал посох и позвал:

– Баттерс!

– Здесь, – отозвался тот задыхающимся, полным боли, но боевитым голосом.

Белые фигуры, что перемещались изящными высокими прыжками, вдруг рассыпались во всех направлениях. Армия барона вступила в схватку с врагом, и от головокружительного столкновения двух масс у меня перехватило дух.

– Пойдем! – крикнул я.

– Куда?

Я ткнул пальцем в сторону битвы.

– Чего?!

– Марконе дал нам еще один шанс, – объяснил я. – Но если Этне убьет барона, его ментального стяга не станет, и последователи Марконе разбегутся. Армия фоморов повернется против нашей горстки, и все мы погибнем.

Я схватил его за плечо, чувствуя, что ухмыляюсь как полоумный. Да, знаю, за мной такое водится.

Итак, одной рукой я схватил его за плечо, а другой нащупал рукоятку атама.

Пора.

Меня переполняло сердцебиение паникующего и разъяренного города.

Баттерс округлил глаза.

Я снова указал на сражение:

– Расчистишь мне путь.

Баттерс посмотрел на меня. Затем на столкновение двух армий. Затем снова на меня. И ответил:

– Ладно. Почему бы и нет?

И мы ринулись в бой – вернее, скроили агрессивные физиономии и, волоча ноги, поплелись в самое пекло.

Глава 32

А дальше началось такое…

Знаете, я участвовал в паре-тройке сражений. Даже побывал на войне.

Но подобное я видел впервые.

Ярче всего мне запомнилась земля, переставшая быть надежной опорой для ног. Сперва ее истоптали войска, затем вымочил дождь такой силы, что для него надо бы выдумать новое слово, и на этом грязном месиве вступили в смертный бой тысячи самых разнообразных существ.

Поверхность была то скользкой – такой, что некуда ногу поставить, – то вязкой – такой, что не вытащить ботинок, – и вот что паршивее всего: чтобы удержаться на ногах, мы были вынуждены ступать по окровавленным телам раненых, умирающих и мертвых, перемешанных самым хаотичным образом.

В общем, путешествие по лужайке оказалось чертовски сложным. Вдобавок ко всему нас постоянно пытались убить. Оно и понятно: вокруг шел бой, и, если не считать сплоченных отрядов Марконе, Этне, Корба и Молли, на поле брани не