Железный Аспид. Война - Н. Мар

мы запретили каннибализм. Взамен мы наладили для них регулярные поставки искусственного мяса со вкусом человечины.

— Фу.

— Не фу. Кстати, рекомендую.

— Фу!

— Но вскоре нас обескуражили последствия вето: если прежде открытые конфликты на планете были редкостью, проходили с соблюдением конвенций и довольно быстро разрешались, то после — разразилась мировая война небывалого масштаба и поразительной жестокости.

— В чем же была ошибка?

— В том, что наши агенты, ослепленные собственным представлением о чести и достоинстве, не потрудились разобраться в том, что они посчитали дикостью. Поедая убитого врага, эти люди испытывали к нему особую благодарность — он насыщал их тело. И досадное чувство вины: ведь он делал это ценой своей жизни. Это чувство помогало увидеть всю бессмысленность войны. Мелочность причин, по которой начался конфликт. Матери считали, что уж если их сыновья погибли, то не сгинут в земле, а сохранят частичку себя в чьем-то теле и приблизят мир. В самом деле, неужели те, кто перестали быть чужими друг для друга, не смогут договориться без крови? Когда же от тел павших начали отказываться, ценность солдат противника упала. А с нею и ценность мира. Вот так мы и сняли свое вето. Мы признали свою ошибку и с тех пор судим других еще осторожнее.

Орис смотрел на робота, переваривая услышанное.

— То есть, сейчас вы наблюдаете, — утверждение, полное скепсиса. — Вы хотите сказать, ее может вот это вот все — устраивать?

— Блюменбаховы базиляры, да может, она в отместку бьет его в постели, тебе ли не все равно?

— Он же мудак!

— Тогда надеюсь, что бьет. Орис, ты знаешь его один день.

— А вы — неделю, и что скажете?

— Держи спину ровно! — Прервал их рёв Бензера.

Эйден улыбнулся:

— Что ты очень проницательный. И все же я не думаю, что Бен перейдет черту, а значит, это ей решать.

Они притормозили, чтобы увидеть, как Самина в очередной раз неловко потянула кибернетика в сторону.

— Осторожно же, листья! Да не трогай меня, ты смещаешь мой центр тяж!..

Бен вывернулся, не устоял и рухнул на пыльную тропку. Мгновение спустя Эйден обнаружил себя рядом с виновницей, но Самина игнорировала его руку. Серый, остекленевший мир ее сузился до брани кибернетика, которую приличный издатель урезал бы до:

— … корова косолапая…

Бен, кряхтя и отряхиваясь, поднялся в воздух. Чтобы тотчас вновь упасть: Самина дождалась момента, чтобы толкнуть его в грудь. И поразилась своему подростковому хулиганству: во что она превращается?

— Даже при моих чересчур либеральных взглядах, Бензер, — робот скользнул меж двух огней, чтобы выловить холодную руку, — я думаю, тебе еще мало досталось.

Он увлек ее, тихую и стылую, в сторону. Накатила усталость, соображалось из рук вон. Кто потянул ее, зачем? Мысли рвались и путались. Стояла жарища, но ее знобило. Самина вяло сопротивлялась и попыталась выдернуть ладонь, но ее не отпустили, и она сдалась. Пусть робот ментально перегружен, нестабилен и вообще опасен, но по крайней мере, с ним можно лететь. Бензер поднялся во второй раз.

— Нечего тут разыгрывать рыцарский орден, — огрызнулся он. — Или тогда давай, накажи ее за конфликт! В конце концов, она напросилась сюда как член группы, а не как женщина.

— Попахивает казуистикой. Нельзя выдергивать для своих нападок одну из ролей, какая приглянется. Но если тебя утешит, я уже назначил Самине штраф: теперь она «поддерживает» империю.

Будто в подтверждение его слов, мимо их группы пролетел жирный шмель, и все дружно отклонились. Бледная рука в ладони синтетика расслабилась и потеплела.

— А ты-то чего вдруг подоспел? — Бен напал на Ориса, как только поравнялся с ним. — Думал, я ее ударю? Или что? Ненормальные…

Но через несколько минут тишины легче стало всем, и особенно Бену. Сухой воздух отступал, равнина мраморных формаций упиралась в колюче-ползучие заросли, за которыми трещал «Валежник». Шмель еще покрутился возле путников, пока к нему не спикировала голубая сойка. Ам. Птица юркнула в лес и пропала из виду. Гораздо позже на тропу выскочил кролик. Его белая, воздушная шерстка была точно пух, глаза пылали огнем погони. В пасти он держал голубую сойку. Бен пролетел низко к тропке, и кролик прыснул в кусты.

— Ты так рвалась сюда, Сэм. Может, и медовый месяц проведем на гостеприимном лоне природы? Среди нежных зверюшек вроде этой твари…

— Ты же проиграл. Никакой свадьбы.

— Зря, зря, — цокнул андроид, вмешиваясь в разговор, что рисковал обернуться новой проблемой. — Я уже нашел для тебя букет невесты.

Захватив ее талию свободной рукой, он уволок Самину в крутой поворот, чтобы обогнуть акацию. За ней росла гигантская венерина мухоловка. Ее сочные розовые пасти были открыты — все, кроме одной. В ней трепыхался кролик: такой милый, пушистый — тот самый, да. Как автор может быть в этом уверен, ведь все кролики на одно лицо? Этого легко было узнать по сойке во рту.

— Вот теперь я действительно вижу, что это всё ещё ты, — процедила Самина.

Когда заросли остались позади, все спешились и спрятали ундаборды. Теперь они могли рассмотреть лес вблизи. По правде, это было что угодно, только не лес. Желудок кита, инсталляция музея современных искусств, кладбище. Но и позволяя себе любые, самые храбрые допущения, все ж произнося «лес» — вы подразумеваете много деревьев, а тут —

— Одно, — объявила Самина. — Все, что вы видите — это одно дерево. Один корень. Одна общая крона. И сотни тысяч стволов.

Она подловила себя на том, что для пущего эффекта использовала чеканную манеру речи андроида. Но прозвучало и правда весомо.

— Как оно называется? — спросил Орис.

— Это красная драцена, или драконово дерево. Его так назвали за киноварно-красный, кровавый сок. Куда! Не тронь! Его кора лопается, чуть что, а сок очень едкий. Без рук остаться хочешь?

После никому более не приходилось напоминать об осторожности. Они шли по лесу, стараясь не задевать стволы, по которым сочилась кровь. Сухая земля в лесу просела, и под ногами путались корни, сучковатые коряги, обломки веток и мертвые щепы древних стволов. Шлось бы куда легче, если бы взгляды не притягивались к жути вокруг. Это было притяжение особого вида — темное, извращенное. Какое вызывает раздавленная колесом жаба или всплывший утопленник. Тут и там к стволам приросли и одеревенели животные. Они казались лепниной на шершавой коре.