Империя мертвецов - Ито Кэйкаку

– В каком смысле «одолжить форму»?..

То Самое – седовласый старик с окладистой бородой, Барнаби – гигант, каких мало, Адали – настоящая леди, а Пятница – щуплое создание. Мы не походили на досужих туристов, не сошли бы даже за бременских музыкантов!

– Вот вы, – тыкнул капитан в меня и Батлера, – арестовали и ведете нас. Как вам?

Что это с Барнаби? Он сам на себя не похож. Неужели боится?

– Довольно глупостей, – не стал подыгрывать ему Чудовище, а вместо этого двинулся к башне Уэйкфилд вдоль стены. Батлер криво ухмыльнулся и бросился вслед. Я был бы не прочь проявить осторожность и замаскироваться, но умереть со стыда хотелось еще меньше. Для камуфляжа у нас слишком разношерстная компания.

Мы миновали бифитеров, которые, завидя гигантский таран «Наутилуса», бросались врассыпную с криками, прошли Уэйкфилд и нырнули в арку под Кровавой башней. Даже бывшие темницы Генриха VI, Эдуарда V и сэра Уолтера Рэли теперь увивали трубы и клапаны, а вокруг стоял такой стрекот, как будто мы оказались на текстильной фабрике, полной мертвых работников.

Среди шума Барнаби вдруг вскинул голову и обмотал вокруг правой руки мундир бифитера. Он по очереди стукнул несколько труб, нашел, видно, что искал, и обвил одну из них могучими руками. Впереди замаячила горстка стражей, и они окликнули нас, пытаясь понять, кто мы такие. Мышцы нашего офицера надулись, и колено трубы заскрежетало. Шляпу того стража, который первым достал клинок, сбило пролетевшей гайкой. И за миг до того, как она приземлилась на землю, коридор заполонил густой пар.

Барнаби бросился к вскрикнувшим и закрывшим глаза руками бифитерам и повалил их на землю одного за другим. Мы, прикрывая рты и носы, осторожно пробежали сквозь пар и очутились перед Белой башней.

Внутренний двор Тауэра наполнял стон динамо-машин. Весь двор оказался погребен под трубами и проводами. Строения громоздились, словно воспевая хаос мироздания, старые агрегаты перемежались с самыми последними аппаратами. Из-под сияющего металла проглядывали гнилые доски. Тут и там мелькали подписи и пометки нескольких поколений инженеров.

– Мозг беззащитен, стоит прорваться за его оболочку, – заметил То Самое. – В нем нет нервных окончаний, которые отвечают за перцепцию боли. Он способен чувствовать повреждения только в других участках организма. Вспоминается один эксцентричный гурман. Он захотел отведать собственный мозг и обратился ко мне за советом, в каком порядке следует его употреблять, чтобы как можно полнее насладиться вкусом.

– И вы подсказали? – полюбопытствовал я.

– Почему бы не поделиться знанием? – пожал плечами Чудовище.

Нас встретила белая штукатурка башни. То Самое поднялся по черной лестнице к входу и велел выломать дверь. Батлер вскинул невесть где подобранный протазан[66]. Тауэр строили изначально как крепость, и вход в него старались защитить.

Наш провожатый устремился сквозь запутанные коридоры без тени сомнений.

– Тебя что, и здесь держали? – спросил Барнаби.

– А где вы думали? Впрочем, какое-то время еще в Бедламе. Кстати, довольно приятное место. Я не различаю человеческое безумие. Как по мне, что одни безумцы сажают под замок других, что здоровые – здоровых, все едино. Мир ли отделил себя от сумасшедшего дома или сумасшедший дом себя от мира – не все ли равно? Кто находится внутри, а кто снаружи, зависит лишь от точки зрения.

То Самое уверенно свернул из коридора на лестницу, поднялся и прошел дальше по коридору. Мы остановились у массивных деревянных створ, окованных металлом.

– Это часовня Святого Иоанна, – объяснил старик. – Добро пожаловать в сердце мира.

За распахнутыми дверями находился молочно-белый зал. Вдоль стен протянулись стройные ряды колонн, подпиравших своды. В глубине между сходящихся в форме корабля стен выдавалась гигантская шестимануальная клавиатура органа, а за трубами друг над другом виднелись два маленьких окошка. В боковых галереях между колонн покоилось по четыре металлических цилиндра размером с человека. Никакого алтаря и лавок я не заметил, зато на каменном полу камнем другого цвета выложили карту мира.

Чудовище взял за руку Адали и торжественно вошел в зал. Она оглянулась, но Батлер ей кивнул, а я в свою очередь чуть подтолкнул Пятницу.

То Самое прошел вперед по карте.

Оказавшись у клавиатуры, он открыл «Книгу Дзиан», которую забрал с «Наутилуса», наподобие нотной партитуры. Отточенными движениями перебрал рычаги логического органа, выставляя нужные настройки. Логическое пианино, которое изобрел Уильям Стэнли Джевонс, слишком сложно в обращении, поэтому распространения оно не получило, однако при должной сноровке с помощью этого агрегата можно донести свою мысль до механического разума намного быстрее и интуитивнее, чем с помощью тех же перфокарт. Но такого огромного органа я в жизни не видел. Он в несколько раз шире того, что в соборе Святого Павла, и даже больше размаха рук рослого Чудовища. Кажется, он завершил настройки, опустил руки на клавиши и тихонько на них нажал.

Единственная чистая нота эхом растворилась в зале часовни.

Я прошел мимо Пятницы и органа, остановился сбоку от гигантского Внедрителя. Вытянул из этого поистине чудовищного по своим размерам устройства пучок проводов, один за другим проверил электроды и подключил их к голове моего мертвеца, опустившегося на одно колено.

– Ну хорошо, «переговоры», а о чем, собственно? Попросим экспансионистов, которые соглашаются на омерщвление, так больше не делать? – спросил Барнаби во время последнего собрания на «Наутилусе».

– Да. Призвать Икс отвергнуть этот процесс – наш единственный шанс сдержать бессмертие. Вся надежда на их самосознание. Это состояние не в силах подавить больше никто.

Батлер тряхнул головой.

– То есть у нас, деревянных болванчиков, своего сознания нет, а у Икс есть и они прислушаются к словам?

– Нет, я этого не говорил. Наше сознание зародилось в результате их жизнедеятельности, но это произошло не по их собственной воле. Вы не читали статью Гексли «Автоматы ли животные»?

Я покачал головой.

– Эпифеноменализм. Сознание лишь сопутствует физическим процессам по определенным алгоритмам. Сознание не тождественно алгоритмам и тем не менее вне их не существует. Вместе с тем одинаковые алгоритмы порождают идентичные сознания. Так сознание обрела Лилит.

Он взглянул на Адали, но она не выказала никаких эмоций.

– Они порождают в нас душу просто потому, что так реализуется их алгоритм. А вот есть ли у них собственное сознание и умысел – это уже совсем другой вопрос.

– Чем дальше, тем непонятней! – совсем раздосадованно пробурчал Барнаби, но То Самое терпеливо продолжил.

– В первую очередь нам совершенно необходимо реструктурировать сознание Икс. Как раз тут не обойтись без Аналитической Машины. И здесь логика замыкается в кольцо. Икс формирует человеческое сознание. Но людей, в свою очередь, можно рассматривать как волю АВМ. Следовательно, чтобы кольцо замкнулось…

– …Аналитическая Машина должна образовать сознание у Икса, – закончил я.

– Совершенно верно, – кивнул То Самое. – Сознание формируют слова. Можно даже сказать, запускают его. Сознание посредством АВМ образует связь между Икс и человеком. Тогда наконец и станут возможны переговоры и мирные соглашения.

– Не понимаю, – усмехнулся Батлер. – Внутри Икс нет Машин!

– Разумеется. Не забывайте, мы имеем дело с экосистемой. Сформируется петля обратной связи. Человеку удалось с помощью программ побудить АВМ составить некрограммы, те, в свою очередь, повлияли на поведение Икс, а они определили поведение мертвецов. Их появление повлияло на экономическую систему, которая скорректировала поведение живых людей, а как следствие – и программы для Машин.

– Но ведь этот процесс в данный момент продолжается?

– В настоящий момент все некрограммы специализируются на том, чтобы навязать экспансионистам нашу волю. Как когда-то управлял людьми Яхве. Если перенаправить сигнал и упорядочить его их словами, то Икс установит, какова связь между их жизнедеятельностью и приходящими извне некрограммами. Так же различаются естественно поднимающийся ветер и чье-то дуновение.