Роберт Говард - Знак Огня

— Нет, брат! Не стреляй. Оставь этих собак мне. Он усилил свой голос до бычьего рева, который заполнил всю площадь:

— Мир, дети мои! Это Ширкух из Джебель-Джавар. Он пришел, чтобы стать одним из нас. Я ручаюсь за него… Я, Алафдаль-хан!

Одобрительные восклицания послышались из толпы, чей дух был таким же изменчивым и свободным, как лист, сорванный ветром. Очевидно, вазир был популярен в Руб-аль-Харами. Брент понял — почему, когда увидел, как Алафдаль запустил руку в кошель, который держал за поясом. Но прежде чем вождь успокоил толпу пригоршней монет, на противоположной стороне площади показался человек, при виде которого все пришли в волнение.

Он направил своего коня в сторону Алафдаль-хана. Это был стройный, но высокий и широкоплечий гилзаи.[8] На голове у него красовался розовый тюрбан, богатый пояс перетягивал тонкую талию, кафтан блестел золотой вышивкой. За ним следовал конный отряд его сторонников.

Он остановился перед Алафдаль-ханом. Вазир выставил бороду вперед и выпучил большие глаза. Ширкух быстро заменил винтовку на саблю.

— Этот курд наехал на моего человека, — заявил гилзаи. — Ты что, натравливаешь своих людей на моих, Алафдаль-хан?

В толпе наступило напряженное молчание. Люди забыли обо всех своих нуждах и страстях из-за соперничества двух вождей. Даже Брент понял, что это была застарелая вражда, продолжение неугасающей ссоры. Гилзаи держался насмешливо и вызывающе. Алафдаль-хан казался непримиримым и злобным, но все же несколько смущенным.

— Твой человек это начал, Али-шах, — проворчал он. — Посторонись, мы везем пленника к Чертову Логову.

Брент чувствовал, что Алафдаль-хан уклонился от вопроса. Вазир был один, без своих сторонников. А тем временем со всех сторон через толпу устремились вооруженные люди. С угрожающим видом они окружили его. Алафдаль не был трусом, но в сложившейся ситуации не решался обострять отношения.

После заявления вазира, ставившего его в положение человека, который занимается делом эмира, — заявления, на которое Мухаммед ас-Захир ехидно усмехнулся, — Али-шах был в нерешительности, и напряжение спало бы само собой, если бы не один из людей гилзаи — худой оракзай[9] с безумными от гашиша глазами. Он положил винтовку на плечо человека, стоявшего перед ним, и выстрелил в Алафдаль-хана. Вазира спасло только то, что плечо, на котором был ствол винтовки, дернулось; пуля пробила только его тюрбан, не задев головы.

Прежде чем оракзай успел выстрелить снова, Ширкух, рванувшийся к нему на коне, ударил его с такой силой, что разрубил голову до зубов.

Это было все равно что бросить спичку в пороховой погреб. Площадь мгновенно превратилась в поле битвы, где приверженцы враждующих вождей прыгали друг на друга и вцеплялись в глотки со всем пылом, на какой способны люди, вступающие в борьбу за интересы своих лидеров. Мухаммед ас-Захир, который не мог пробить дорогу сквозь массу сражавшихся, поставил свой отряд плотным кольцом вокруг Брента. Ему нужно было доставить феринги к своему хозяину живым и способным говорить, а в этой свалке неверного вполне могли убить, поэтому его люди встали лицом к толпе, отражая удары и пресекая попытки отбить пленника. Они не принимали участия в стихийной свалке. Эта ссора между вождями, довольно обычная для Руб-аль-Харами, не касалась Мухаммеда.

Брент наблюдал за сражением, как зачарованный. Такой же бунт мог быть в древнем Вавилоне, Каире или Ниневии… та же подозрительность, те же страсти, то же стремление простолюдина взять верх над каким-нибудь господским приспешником. Он видел ярко одетых всадников, кони которых прыгали и вставали на дыбы в то самое время, как они секли друг друга саблями, горевшими, словно дуги огня, в свете предзакатного солнца. Он видел оборванных мошенников, колотивших друг друга палками и булыжниками. Не прозвучал ни один выстрел. Боеприпасы были слишком ценны для них, чтобы тратить их друг на друга.

Но драка была достаточно кровавой, и за короткое время площадь усеялась оглушенными и истекающими кровью людьми. Многие из них с размозженными головами падали под ударами лошадиных копыт и уже не вставали. Приспешники Али-шаха превосходили числом сторонников Алафдаль-хана, но большинство людей из толпы было на стороне вазира — это подтверждалось градом камней и обломков, которые свистели над головами его врагов. Один из таких снарядов чуть не погубил самого их предводителя. Черепок, брошенный изо всех сил в Али-шаха, пролетел мимо и врезался в бородатый подбородок Алафдаля с такой силой, что на глазах у вазира выступили слезы. Когда он пошатнулся в седле и его рука, сжимающая саблю, упала, Али-шах замахнулся ятаганом. Смерть нависла над ослепленным великаном, который ошеломленно оглядывался, чувствуя опасность. Но Ширкух, ринувшийся через толпу, оказался между ними. Он перехватил взметнувшийся ятаган на свою саблю и оттолкнул назад, поднявшись на стременах, чтобы придать силы удару. Его клинок ударил плашмя и обрушился на тюрбан Али-шаха. Вождь, окровавленный и бесчувственный, упал на землю.

Вопль благодарности раздался из толпы. Люди Али-шаха, смущенные и растерянные, отступили. Неожиданно раздался стук множества копыт. Отряд, построенный правильным порядком, въехал на площадь и, врезавшись в толпу, пронзил ее насквозь. Всадники в черных кольчугах и остроконечных шлемах безжалостно топтали людей, попавших под копыта коней. Предводителем у них был чернобородый юсуфзай[10] великолепный в своей гравированной золотом кольчуге.

— Дайте дорогу! — приказал он с твердой самонадеянностью человека, наделенного властью. — Очистить рыночную площадь именем Абд аль-Хафида, эмира Руб-аль-Харами!

— Черные Тигры! — затрепетал народ, подаваясь назад, но вопросительно гладя на Алафдаль-хана.

Мгновение казалось, что вазир бросит вызов всадникам; его борода ощетинилась, глаза расширились… но он заколебался и, пожав широкими плечами, опустил саблю.

— Подчинимся закону, дети мои, — призвал он своих сторонников и, чтобы не разочаровывать их, полез в свой объемистый кошель и бросил пригоршню золотых монет поверх их голов.

Они бросились собирать монеты, крича, радуясь и смеясь. Кто-то дерзко крикнул:

— Да здравствует Алафдаль-хан, эмир Руб-аль-Харами!

На лице Алафдаля комично отразилась смесь тщеславия и опасения. Поглаживая бороду, он искоса взглянул на юсуфзая с торжеством, но в то же время несколько смущенно.

Начальник отряда резко сказал:

— Нужно положить конец этому безобразию. Если случится еще одна драка, эмир заставит тебя держать ответ. Ему надоел этот раздор.