Зима 41-го (СИ) - Лифановский Дмитрий

— Ничего мы не знаем! — категорично заявила Ленка, любопытство все равно жгло ее, и она решила попытаться додавить Сашку и его знакомую, чтобы узнать хоть что-то о его службе и том, как их с Зиной ранили. — Вы воевали вместе, да?

Зина, помня о куче подписок, данных при зачислении на курсы, вопросительно посмотрела на командира, но тот покрутил головой, показывая, что лишнего лучше не говорить и девушка промолчала. А парень осуждающе посмотрел на Волкову, решившую воспользоваться моментом, чтобы утолить свое неуместное любопытство. В коридоре послышались веселые голоса и смех.

— Концерт закончился, — чтобы разрядить обстановку произнесла очевидную вещь Настя.

— Концерт? — заинтересованно и удивленно спросила Зина.

— Да, к нам в госпиталь артисты приехали, — подхватила Ленка, и девушки, усевшись на пустую койку, перебивая и дополняя друг друга, стали рассказывать Зине о прошедшем выступлении концертной бригады. Оказывается концерт, который так не понравился Александру, был просто замечательный. Особенно впечатлила девушек та самая дурацкая сценка с глупыми немцами и находчивыми красноармейцами. Сашка недоумевал, чего смешного нашли в этом недоразумении девушки. Но судя по всему, действительно что-то такое было в кривлянии актеров, что даже слабая от ран Зина, глядя на то, как его одноклассницы в лицах изображают происходящее на сцене улыбалась, забыв обо всем. Тем временем в коридоре послышалось бренчанье расстроенной гитары и чей-то хрипловатый голос, не попадая в ноты, затянул одну из исполненных сегодня артистами песен про какой-то там парк, в котором распускаются розы. Девушки замолчали, прислушиваясь, а потом Настя красивым тихим голоском стала подпевать. Ей вторила Лена. И даже Зина, похлопывала ладошкой по простыне, шевеля губами. Обычно в госпитале не одобряли громкие разговоры и смех, не говоря о музицировании, и медперсонал беспощадно гонял особо громогласных курильщиков, травящих анекдоты под папироску на лестничной клетке, где обычно собирались любители подымить. Но сегодня, видимо, в честь надвигающегося Нового года и концерта сделали исключение. А тем временем неизвестный исполнитель зафальшивил так, что Сашка невольно поморщился. Увидев это, Ленка решила его подколоть:

— Что морщишься Стаин? Можешь лучше? Может, споешь?

Нет, ну что за девка неугомонная! Вот что она к нему пристала, как банный лист?! Сидел же, никого не трогал. Нашла артиста!

— Нет! — зло отрезал Сашка. Волкова его уже достала до самой печенки. Вроде бы нормально стала себя вести после разговора с отцом и вот опять! Тут вмешалась Зина:

— Саш, и правда, спой? Ребята говорили, что ты хорошо поешь.

Парень скривился. Вот кто их тянул за язык! Но и отказывать Зине не хотелось. Сашка сделал еще одну попытку отговориться.

— Перестаньте! Ну, какой из меня певец? Да и человек вон, поет. Людям нравится. Зачем мешать? Да и ты устала, тебе отдыхать надо. Поправляться.

— Спой, — Зина жалобно смотрела на парня, — когда еще получится вот так посидеть. Может, и не увидимся с тобой после госпиталя. Отправят меня в тыл и все.

— Зин, глупости не говори! Я разговаривал с доктором. Вылечат тебя, еще полетаем… — парень осекся, бросив быстрый взгляд на одноклассниц внимательно прислушивающихся к их разговору. Похоже, сболтнул он лишнего. Расслабился.

— Вы что летчики?! — изумленно прошептала Настя, а Ленка посмотрела на Сашку с Зиной широко раскрытыми от удивления глазами.

— Нет! Залетчики! — от собственного промаха Сашку разбирало зло.

— Саш, ну не сердись. Они не расскажут никому, — Зина чувствовала, что сегодня может вить из командира веревки, — лучше действительно спой.

— Да дались вам эти песни! И гитары у меня нет! Не отбирать же у человека.

— Зачем отбирать. Я сейчас попрошу — и Волкова шустро, пока парень не успел ее остановить, выскользнула из палаты. Через несколько секунд из коридора раздался Ленкин голос и мужской гомон. Сашка облегченно вздохнул. Отказали мужики настырной девчонке! Не тут то было! В палату гордо прошествовала его одноклассница, держащая в руках гитару, а следом к дверям потянулся народ из курилки и медперсонал. Среди людей в белых халатах Сашка с удивлением заметил Веронику Павловну. Кого-кого, а ее он никак не ожидал увидеть посреди творящегося безобразия и вопиющего нарушения заведенного в госпитале порядка. Но, наверное, действительно сегодня был особенный день. Вот только особенный он для всех, но не для него. Настроение и так ни к черту, а при виде такого количества заинтересованных зрителей упало еще ниже. Он хотел просто посидеть, поговорить с Зинкой, извинится, что не сумел уберечь ее от ранения. Может быть, если получиться, поболтать, как он это делали на Ленинградском фронте. А его втянули в какую-то авантюру с продолжением концерта. Но и отказаться, будет выглядеть, как какое-то пижонство и ломание.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сашка взял гитару и провел по струнам. Странный звук. Вот засада — семиструнка! Немного подумав, он крикнул в сторону курильщиков:

— Мужики, спички есть у кого?

Среди зрителей возникла суета и мужик в возрасте и с точно так же перебинтованным поперек носа лицом, как и у него, крикнул:

— Держи, малец, — и кинул Сашке коробок спичек. Парень вытащил пару спичинок и вернул коробок обратно хозяину. Теперь ослабить седьмую струну и спичкой подоткнуть ее за гриф. Осталось перестроить инструмент под шестиструнку. Ну вот. Кажется, готово. Сашка взял пару аккордов и пробежал пальцами по грифу, вспоминая не так часто используемые навыки. Нормально. Непривычно, что струны расположены близко друг к другу, но играть можно. Теперь бы еще придумать, что спеть, чтобы не засветить своим иновременным происхождением. Ну и под настроение людям. А хотя… Не то у него сегодня состояние, чтобы подстраиваться под всеобщий праздник. Ему вспомнился аэродром, дети на носилках в кабине вертолета, стартующие, подняв за собой клубы снежной пыли истребители. А потом Серегин страшный крик в эфире. И он запел.

Когда вы песни на земле поёте,

Тихонечко вам небо подпоёт.

Погибшие за Родину в полёте

Мы вечно продолжаем наш полёт.

От кого-то из зрителей в коридоре послышалось:

— Давай повеселей что-нибудь!

Но на оратора тут же зашикали и он замолчал. А Сашка, закрыв глаза, погрузился в песню. Он слышал ее еще тогда, когда его мир был жив. Потом ее иногда пели ребята-вертолетчики. Саша знал, что песня посвящена девушкам летчицам этой войны, но какая теперь разница. Она подходит им всем, кто поднимался в военное небо и тем, кто из него не вернулся. Повезло бы чуть меньше им, и все! Можно было бы спеть эти слова про них. Только не кому было бы. Вряд ли товарищу Сталину есть дело до песен того погибшего мира, у него других забот сейчас полно. Так пусть ее услышат хотя бы здесь и сейчас. Главное, чтобы у Иосифа Виссарионовича не возникло вопросов к его очередному самоуправству.

Мы вовсе не тени безмолвные.

Мы ветер и крик журавлей.

Погибшие в небе за Родину

Становятся небом над ней.

Мы дышим, согревая птичьи гнёзда,

Баюкаем детей в полночный час.

Вам кажется, что с неба смотрят звёзды,

А это мы с небес глядим на вас.

Мы стали небом, стали облаками

И, видя сверху наш двадцатый век,

К вам тихо прикасаемся руками,

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И думаете вы, что это снег.

В коридоре стояла мертвая тишина, не слышно было даже шороха одежды и стука костылей. Казалось сейчас здесь застыло само время. Люди слушали такую непривычную для них песню, грустную, пробирающую до слез, до самого нутра. И в то же время жизнеутверждающую, дающую веру в победу и надежду на лучшее мирное время.