В Россию с любовью - Сергей Анатольевич Кусков

— Пока не знаю, матушка. Возьмусь за учебники, наверное. Я сильно отстал, а уже сентябрь.

Ну да, сентябрь. Некоторые преподаватели загружены на основной работе — они как под копирку завкафедрами и деканы в своих ВУЗах. Я важен и крут, но там сотни студентов, и любой выезд ко мне заранее согласовывается. Просто так наверстать пропущенное сложно, а я пропустил очень много… Если не всё.

— Это хорошее дело. Учись, сынок. — В голосе холод и лёд. Что ж, я и не рассчитывал на теплоту.

Всё на сегодня, больше меня никто ни о чём не спрашивал, а я не навязывался. Машка летит в Кубинку на полигон — отрабатывать фигуры. Она сильный маг, а маги без практики не развиваются. У Жени тоже свои дела, а Ольга двигает на работу в приказ — разгребает скопившиеся за время наблюдения за мной Авгиевы конюшни. То есть меня никто трогать не будет… Но и я даже примерно не представляю, чем заняться. Чужой. Да, родня есть, но даже Ольга… «Приняла» не значит дружба в дёсна. Это значит, что просто не будет гнать, допускает моё нахождение рядом с их семьёй. А там мне стукнет шестнадцать — возраст совершеннолетия — и меня выдадут «замуж» за кубинскую принцессу. Ага, вся Куба — её личная вотчина, никаких Фиделей, никаких команданте Че, никакой ассоциации со Свободой! Личное феодальное владение наследницы испанского престола. Самому прикольно!

— Ничего не хочешь сказать? — Маша уже переоделась и ввалилась ко мне в учебную, в тренировочном комбезе, в котором они бегают и ползают по полигону. Он крепкий, там какая-то ткань с то ли кевларовыми, то ли ещё какими нитями, что используются в бронежилетах. Греет не сильно, но мягкий — удобно для активной защиты, когда много передвигаешься.

— А-а? — обернулся я, ибо уже сел за стол с учебниками по физике и истории — не представляя, на что налечь первым.

— Я говорю!.. — рычала она, еле сдерживаясь — я прекрасно чувствовал бурю злости в ней, — … Я говорю, братец, ничего не хочешь мне сказать?

— А должен? — Я всё ещё не понимал, причём искренне. Женская душа — потёмки, даже если это сестра-близнец.

— Да, должен! Ты не заметил, что я не приходила к тебе в медблок?

— Это твоё право, делать что-либо или не делать, — мирно пожал я плечами, отчего в её душе произошёл целый взрыв. Глаза сестрёнки засияли, а над нею вспыхнула энергией голубоватая фигура.

— Паршивец, ты что, ничего не понимаешь?

— Что именно? — Я был непробиваем, хотя фигура — это серьёзно. Такой она если и не убьёт, то покалечить может. Но мне было всё равно. Вот реально всё равно! Пусть убивает! Свой Сталинград я прошёл в обеденной с Женей, и отступать больше не буду. Убьют — так тому и быть. Я уже был за гранью, меня сбил проехавший на красный джип — это ЕДИНСТВЕННОЕ что я помню оттуда. Значит ничего за оной гранью страшного нет, и там прорвёмся.

И она это почувствовала. Да-да, именно благодаря нашей связи. Ошарашено вытаращилась — глаза потухли, как погасла и фигура, после чего отступила на два шага.

— Саш… Ты что, НА САМОМ ДЕЛЕ ничего не понял? — искреннее удивление.

— А что я должен был понять? — отложив книгу, уставился я на неё.

— Ты чуть не искалечил Женю, дебила кусок!

Как-как она меня назвала? А вот это заявочка. Так меня оскорбляла только Женька. Родная сестра-близнец никогда, вообще никогда не говорила подобной гадости! Даже когда мы ссорились, что для близнецов со связью редкость. Откуда-то я это точно знал, несмотря на потерю памяти.

— А она чуть не прикончила меня.

— Она тебя воспитывала… — Это было произнесено тише. Кажется, царевна Марья поняла, что перегнула, и не стоило так говорить, но мне уже было всё равно — слова сказаны.

— Унижая?

— А что ты хотел? Разве она не права? Мы тебя защищаем. Ты полностью от нас зависишь. Кто ты без нас? Надо быть за это благодарным. Просто благодарным, Саш, и всё! Да, она сука редкостная, и я против её методов, но ведь она права по сути, братец! И что тебе стоило уступить и извиниться? И поблагодарить за заботу?

— Манал я такую заботу! — всё, я вышел из себя, держите семеро. — Манал я такую благодарность, когда тебя ставят на колени, в позу пьющего оленя! И если считаешь, что не смогу прожить без вас — ты очень сильно ошибаешься. Да, не буду есть с серебра и золота, но проживу как-нибудь.

— Боевой хомячок! — моя последняя бравада, что интересно, искренняя, я и правда считал, что опираясь на опыт «я» смог бы продержаться в этом мире какое-то время без опеки, её развеселила и привела в чувство. — Боевой, своенравный, но глупый. — Марья тяжело вздохнула и сделала шаг назад. — Александр, я как дура ждала, что ты всё понял и осознал. Не приходила к тебе, давала шанс. Что ты пошлёшь за мной, и скажешь, что не прав. Я как дура спала одна это время! А что ты? Ты ничего не понял, ничего не осознал, да и несёшь какой-то бред про непреклонность? Счастливо оставаться, любимый братик, надеюсь, что до тебя дойдёт! И что при этом не станет слишком поздно.

И, в гневе саданув тяжёлой дверью, которую я открываю еле-еле, что штукатурка полетела, выбежала вон.

Ей было плохо — не то слово, я это чувствовал через связь. Но плохо было и мне — колотило изнутри. Было не просто не по себе, душу словно пропустили через яйцерезку. Знаете такую штуку, углубление размером с куриное яичко, над которым натянуты тонкие струны? Проталкиваешь сквозь них варёное яйцо, и они нарезают его на тонкие ломтики. Потом что получилось поворачиваешь набок и ещё раз прогоняешь через струны — и вуаля, яйца на салат готовы! Вот так и мою душу разрезало на части. Было больно, обидно, плохо… В общем, я не мог сидеть на месте и метался по дворцу.

Она улетела. Ощутил, как села в вертолёт и начала очень быстро отдаляться в сторону юго-запада. Но легче стало лишь на чуть-чуть. Те эмоции, что шандарашили через связь с её стороны притупились из-за расстояния, но в целом никуда не делись, ибо а