Волкодав - Мария Васильевна Семенова

Кобелёк отважился повернуться… За его спиной на дороге стоял Старший. Вот только был он совсем не таким, каким маленький пёсик помнил его. Теперь ему были присущи горделивая осанка, несуетный блеск глаз, здоровый густой мех… и, конечно, никакой цепи на шее. Таким Старший мог и должен был бы стать в расцвете жизни у сильного и заботливого хозяина. В таком телесном облике верно отразилась бы доставшаяся ему душа. Уже уйдя туда, где не бывает несправедливостей и обид, он всё-таки вернулся присмотреть за криволапым дружком, оставшимся в одиночестве. И кабан, изготовившийся было напасть, остановился. Наверное, всё-таки не от страха, потому что он вряд ли способен был испытывать страх. Нет, тут было нечто иное. Нечто, всего более сходное с ощущением запрета, хорошо знакомого могучему и хорошо вооружённому существу.

Кабан потоптался и недовольно затрусил прочь, с треском раздвигая прошлогодние камыши. Маленький пёсик снова оглянулся. Ветерок шевелил ветки над головой, и тени в тумане утрачивали схожесть с силуэтом собаки.

«Мы ещё свидимся, брат…»

Из-за пазухи вынув щенка-сироту,

Обратился Хозяин со словом к коту:

«Вот что, серый! На время забудь про мышей:

Позаботиться надобно о малыше.

Будешь дядькой кутёнку, пока подрастёт?» —

«Мур-мур-мяу!» – согласно ответствовал кот.

И тотчас озадачился множеством дел —

Обогрел, и утешил, и песенку спел.

А потом о науках пошёл разговор:

Как из блюдечка пить, как проситься во двор,

Как гонять петуха и сварливых гусей…

Время быстро бежало для новых друзей.

За весною весна, за метелью метель…

Вместо плаксы щенка стал красавец кобель.

И, всему отведя в этой жизни черёд,

Под садовым кустом упокоился кот.

Долго гладил Хозяин притихшего пса…

А потом произнёс, поглядев в небеса:

«Все мы смертны, лохматый… Но знай, что душа

Очень скоро в другого войдёт малыша!»

Пёс послушал, как будто понять его мог,

И… под вечер котёнка домой приволок.

Тоже – серого! С белым пятном на груди!..

Дескать, строго, Хозяин, меня не суди!

Видишь, маленький плачет? Налей молока!

Я же котику дядькой побуду пока…

8. За Челну, на кулижки

Сегванских островов есть свойство почти никогда не показываться впереди так, как вроде бы по природе вещей положено островам: постепенно и медленно, начиная с вершин. Такое здесь изредка происходит разве что под конец лета, когда земля и вода наконец-то напитываются скудным теплом солнца, никогда не поднимающегося высоко в этом краю. Тогда ненадолго расходятся вечные облака и пропадает клубящийся над морем туман, воздух становится чист и прозрачен, и горы, венчающие почти каждый остров, начинают являть себя взгляду из поистине невообразимого далека. Тогда мореплаватели смотрят на сверкающие белые зубцы, медленно растущие из-за горизонта, и зоркость воздуха обманывает глаза, не давая понять, близко они или далеко. И, какими бы знакомыми ни были угловатые острия, горящие под лучами низкого солнца, всё равно так и тянет обмануться, поверить, будто это не родной остров приветствует тебя за полдня пути, а вот-вот обступят корабль лабиринты неведомого архипелага, изваянные из ледяного искрящегося хрусталя…

Но такая погода здесь держится лишь несколько коротких дней осенью или, вернее, между летом и зимой, как принято исчислять у сегванов. Всё остальное время Острова кутает мгла – либо мокрая, либо морозная. И даже если небо кажется совсем ясным, скалистые берега не поднимаются впереди, а выступают из дымки сразу целиком, так что неопытные путешественники склонны поначалу принимать близящуюся сушу за плотные тучи у горизонта. Но и это бывает достаточно редко. Чаще всего небо Островов затянуто плотными войлочными облаками. И они плывут совсем низко, позволяя видеть лишь сумрачные подножия гор и начисто срезая сверкающее великолепие вершин…

Когда на пути «косатки» стал всё чаще и гуще попадаться лёд, качавшийся в студёной воде порою глыбами величиной с небольшой холм, сегваны заметно оживились, предвкушая встречу с родиной (где, правду сказать, некоторые из них никогда прежде и не бывали). Волкодав спросил Рыся, увидят ли они остров Старой Яблони.

– Нет, – отвечал кормщик, – не увидим. Он один из самых южных, так что мы давно миновали его.

– Жаль, – сказал Волкодав, удивляясь про себя, с чего бы ему произносить это вслух. А были ведь времена, когда и не произнёс бы; да и вообще спрашивать бы, пожалуй, не стал. – Посмотреть бы, цветут ли там ещё знаменитые яблоневые сады… И намного ли вырос великан в седловине горы!

Рысь не без некоторого удивления на него покосился. А Волкодав вспомнил карту, которую ещё в Тин-Вилене едва ли не каждодневно рассматривал, и заговорил снова:

– Если я верно понял, кунс велит править прямо к вашему острову, кратчайшим путём…

– Скажем так, – ответил Рысь, – насколько возможно будет подобраться.

Волкодав едва не спросил отчего, но вовремя спохватился, сообразив: в том, что касалось Островов, виденная им карта устарела самое меньшее лет на двадцать. Нет, суша здесь, в отличие от архипелага Меорэ, не всплывала и не тонула по три раза на дню, но с таким же успехом могла бы и тонуть. Что толку указывать на морской карте остров, к которому всё равно не может причалить корабль, потому что за неделю пути до него мореплавателя встретит стена нетающих льдов? Например, остров Розовой Чайки красовался на старой карте как ни в чём не бывало, в то время как его давным-давно поглотили расползшиеся ледники. Последний дом был сметён движущимися льдами лет сорок назад. И с тех пор там навряд ли стало снова тепло.

– Значит, – сказал Волкодав, – остров Печальной Берёзы тоже останется в стороне? И остров Хмурого Человека?

Рысь не выдержал:

– Редко встретишь чужестранца, который не только помнил бы названия разных островов, но ещё и расспрашивал о них так, словно эти названия что-то ему говорят! Откуда такое любопытство, венн?

Волкодав пожал плечами:

– Ты удивишься, кормщик, но у меня были друзья сегваны… Кое-кого я даже называл братьями. Они рассказывали мне о своей земле. Рассказывали с любовью, так, что мне захотелось своими глазами на неё посмотреть. – Подумал и добавил: – Тем более что записи в книгах о мироустройстве, касающиеся Островов, очень противоречивы. Такое впечатление, что учёные путешественники сами не забирались сюда, довольствуясь