Мертвые земли Эдеса - Софья Шиманская

ему на плечо, – на лотийскую девку твоего выигрыша не хватило бы.

Они протиснулись к выходу и вышли на широкую улицу Верхнего города. Юпитер одарил Эдес неожиданной для конца сентября жарой, от которой, кажется, плавились здания. Луций подставил лицо под солнечные лучи и зевнул. Жара морила. Хотелось спать. У него слишком давно этого не получалось.

– У меня есть план, – долговязый Байби загородил Луция от солнца, вырывая его из оцепенения, – нужна Печать Покорности для лошадей. Только представь себе, я озолочусь!

– На ставках? Или продашь Брассу? – Луций подавил зевок и двинулся рядом с Биолой. – Плохая идея. Норов дает лошади силу и выносливость, злой конь – быстрый конь.

– С каких это пор ты стал в лошадях разбираться?

– Много читал, – отмахнулся Луций.

– А я все равно попробую, – Байби задумчиво начертил в воздухе несколько символов, сдул их и повернулся к Луцию, – предлагаю пари. Подготовим печати, положим на завтрашних скачках и посмотрим, чья колесница выиграет. Завтра мелкий заезд, всего шестеро участников, больших ставок не будет, можно поэкспериментировать. Ну, скажем, сотня денариев.

Его улыбка была сладкой, как свинцовое вино.

– У тебя нет сотни денариев.

– Я и не проиграю.

– А если проиграешь?

– Если проиграю, стабилизирую печать, продам кому-нибудь и все равно останусь в плюсе. Послушание ведь не только про лошадей, можно и на скот наложить, на собак, рабов, – он почесал подбородок, – с людьми сложнее, но что-нибудь придумаю.

– Что ж, идет. – Луций хлопнул Байби по руке. Азарт согревал грудь и прогонял усталость. – Завтрашняя гонка, сотня денариев, твоя печать против моей. Если победит другая колесница – ничья.

– Что вы задумали? – спросил Арвина, обернувшись.

– Загнать Биолу в долговую яму. – Луций улыбнулся Байби самой очаровательной из своих улыбок.

Тот горделиво поднял подбородок и вскинул белоснежную бровь.

– Выпотрошить карманы этого засранца.

– Поддерживаю оба варианта, – гоготнул Праймус.

* * *

Луций вернулся домой, когда уже стемнело. Несколько часов кряду они играли в морру на троих. Однако, когда стало ясно, что Талия не спустится в общий зал, Арвина потерял интерес к игре и ушел. Какое-то время Байби с Луцием пытались продолжать веселье, но разговор то и дело возвращался к спору о печатях, и вскоре они тоже разошлись. По пути домой хмель успел выветриться, поэтому, прежде чем сесть за стол, Луций наполнил чашу. Откопав в груде пергаментов несколько чистых листов, он уперся локтями в холодный мрамор столешницы и попытался сконцентрироваться. От усталости тело налилось свинцом, зрение утратило остроту. В попытках взбодриться он потер глаза и сдавил пальцами переносицу.

– Ешь. – Орхо поставил рядом с Луцием широкое блюдо. На нем был поджаренный хлеб с вяленой рыбой, маленькие открытые грибные пирожки и россыпь блестящей от меда, невесть откуда взявшейся в Эдесе клюквы.

– Я поел в Лотии, – Луций дернул головой и отодвинул блюдо стилусом, – мне нужно придумать печать, не отвлекай.

Он был голоден. От сладковатого запаха томленых грибов желудок предвкушающе сжимался. Все, что он получил сегодня, – горсть гранатовых зерен да несколько кусков мяса с сатвийским перцем. Губы и язык все еще горели. Борясь со сном, Луций прибегал к любым средствам – к голоду и даже к острой пище, которую ненавидел.

Ладонь Орхо легла на плечо Луция. Он провел большим пальцем по его затылку, наклонился и придвинул тарелку обратно.

– Пусть останется, – улыбнулся он, – мало ли, проголодаешься.

Орхо уселся на пол, прислонившись спиной к скамье, и принялся что-то вырезать из дерева, изредка поглядывая на сосредоточенного на работе Луция. Тот начертил на бумаге первый символ и прикрыл глаза. Борясь с мгновенно накатившей сонливостью, он воспроизвел его в голове и начал мысленно набрасывать следующий, который встал бы правильным элементом в мозаику. Он позволил стилусу двигаться свободно. Иногда открывал глаза, осматривал рисунок и добавлял к готовым элементам орнамента черточки и точки. Погрузившись в процесс, он не заметил, как стал понемногу цеплять с тарелки сочные ягоды клюквы, а потом принялся и за пирожки. Нить рисунка занимала его, увлекала и раззадоривала. Он раздраженно счищал ножом ошибочные линии, выбрасывал листки, начинал заново.

Луций понимал, что взялся за сложную задачу. Создать новую печать за один вечер, да еще и когда мысли от усталости дрожат как желе, – это вызов. Создание печатей давалось не каждому, как искусство живописи или скульптуры. В общем-то, поэтому Байби до сих пор не обнищал и имел достойный заработок, который спускал на кутежи.

В то время как Байби делал ставку на покорность лошади, замысел Луция состоял в том, чтобы расчертить Печать Удачи. В конце концов, именно удача – самое важное в скачках. Куда отскочит камень из-под копыт, швырнет ли ветер гриву коню в глаза, выдержит ли упряжь. Проблема заключалась в том, что такие вещи, как любовь, удача или счастье, были слишком сложны и эфемерны. Не один маг пытался создать Печать Любви – все заканчивалось обычной похотью. Счастье становилось короткой эйфорией, а удача… про удачу Луцию слышать не доводилось.

Наконец, дожевав последний кусочек рыбы, Луций вытянул перед собой лист и критически осмотрел результат. Орнамент вышел легковесным и тонким, что говорило о его недолговечности. Такой не закрепить в тавро и не нанести на заготовку. Эффекта хватит едва на четверть часа. Фортуна неохотно делилась своей силой. Луций оперся ладонями на скамью и, запрокинув голову, стал подбирать заклинание. Он нараспев проговаривал слоги и звуки, пытаясь поймать в голове нужную музыку, и старательно игнорировал внимательный взгляд Орхо, от которого покалывало кожу. Орхо отложил стамеску и наблюдал за ним – молча, но очень настойчиво.

Bonŝanco iras kun la kuraĝa.

Нацарапав под рисунком витые каракули заклинания, Луций снова осмотрел печать издалека, задержав дыхание от предвкушения.

Попытка провалилась.

Луций отшвырнул орнамент в сторону и уронил голову на руки, яростно растирая глаза. Орхо поймал спланировавший ему на колени лист.

– Не вышло?

– Вышло не то, что я хотел. – Луций щелчком отбросил стилус на другой конец стола и наполнил вином опустевшую чашу. – Я рисовал Печать Удачи, но это недоразумение не дает удачу, оно дает иллюзию, что тебе она будет сопутствовать. Такая же чушь, как Печать Блаженства. Проще напиться – эффект гарантирован.

– Удача – это игра с судьбой, а судьбу клеткой не накроешь. С ней все… сложно. – Орхо рассматривал символы, склонив голову. – Зачем тебе это?

– Поспорил с другом, какая печать приведет колесницу к победе на гонках. Он делает Печать Покорности, чтобы приструнить коней.

– Покорность хороша разве что для волов, запряженных в торговые повозки. Покладистый конь гонку не выиграет.

– Я так