Либелломания: Зимара - Н. Мар

ни к жизни, ни к боли. Сердце зашлось в ледяной воде. Он ударился о край полыньи и вдохнул чёрную смерть чёрного озера. Вода оцарапала горло и лёгкие.

Зимара не утопила его. Вытащила за шкирку, словно котёнка. В грозовых сумерках её лицо и одежды светились ультрамарином.

— Ты всё испортил.

Её голос звенел в каждой снежинке, впивавшейся в виски Бритца. Его крутануло от каменной пощёчины, едва попытался встать. Не сознавая, что для ответа человеку нужен воздух, Зимара сжала его горло в тисках бриллиантовых когтей:

— Почему ты сбил воланер?

О боги, она сказала «сбил», а не «спас»! Кайнорт вспотел от облегчения и стал ещё сильнее мокрой курицей, чем был до этого. Значит, надо было терпеть. Под кожей на шее треснул шкурник, жучок Клуба.

— Я… пх-р… — Бритц закатил глаза, и Зимара ослабила хватку. — Я промахнулся.

Шамахтон перехватила его за ноги и опять провезла по льду. Швырнула спиной на глезоглиф, и морда песца на подлёдном рисунке треснула.

— Ты не ошибался раньше.

— Нет, я… ошибался. Зимара, это… Так бывает, люди… промахиваются, допус… — он сглотнул с превеликим трудом, язык превратился в смузи из снега и крови, — допускают ошибки… люди вообще всё… портят. Тебе придётся работать с… тем, что… есть.

— Тогда зачем ты мне нужен? Ты, без ума и прицела. Почему? Почему ты смеёшься?

— Просто… позволь напомнить, что именно этот… вопрос я… задавал тебе.

Она двинулась на эзера, ломая лёд, опрокинула носком изящного сапожка и поставила каблук ему на грудь. Каблук весил как бизувий. Шипы на ледяной подошве прорвали куртку и впились между рёбрами:

— А не нарочно ли ты? — Зимара понижала голос с каждым словом, пока не достигла инфразвука. — Может, ты думал, я отпущу тебя, если всё испортишь? А?

Разговор поворачивал не туда. В черепе у Бритца вместо мозга тряслась холодная медуза. Если бы на чёрном озере в тот вечер вручали награды за самый глупый ответ, Кайнорт стал бы лауреатом всех степеней разом:

— Нет. Этого больше не повторится, я обещаю, — а призовой фонд потратил бы на анимедуллярный ляпискинез.

— Это лишь значит, что в другой раз ты испортишь другой день и упустишь другой шанс. Нахель! Я тебя не звала.

Бритц еле повернул шею и увидел, как бледный, согбенный Пшолл вышел на свет бриллиантов и стоял теперь на берегу, опираясь на ледяные колючки.

— Зимара, я только хотел сказать, что… там был… обычный промах.

— Воланер спасся от лавины, — возразила Зимара. — Спасся от моих песцов. Спасся от чёрной воды чёрного озера! Обычный! Промах⁈ — Лента её шлейфа зазмеилась к берегу и, разметав иглёд ветвей, дала Нахелю такую затрещину, что тот не удержался на ногах. Стёклышки очков поцарапали ему веки. Нахель стряхнул их и умылся от крови снегом:

— Да если бы он это нарочно, — не унимался он, — то к тебе бы пришёл я, правильно? Я, а не кто-то ещё. Правильно? Это ведь я отвечаю за лорда-песца. За его преданность. Он… ну, промазал! Ну, выпори его, а я отдам ему свои очки. Зимара, завтра всё будет по-другому.

Шамахтон сорвала корону и бросила на лёд рядом с Кайнортом. Алмазные зубцы раскололи озеро под игрушкой Зимары. Не успев даже вдохнуть, Кайнорт провалился, а она вдавила его глубже в чёрную воду. Озеро сомкнулось над ним, опутало водорослями, обласкало сонными рыбами и облизало ужасом.

Ещё там были трупы. Тела. Мертвецы, безымянные покойники и другие страхи, которые он подхватил от Эмбер.

Когда, отфыркивая муть и грязную тину, он всплыл и распластал на льду мокрые крылья, на озере никого не было. В полубреду Кайнорт выкарабкался на берег и лёг в кусты, на снег. Мягкий и белый, как постель в его будущем одонате.

«А когда папа достроит одонат, мы заведём пасучью собаку!..»

Хотелось спать, нестерпимо хотелось спать. Он бы так и лежал, пока не окоченел бы и не стал ещё одной розой ветров в белой пустыне. Но заслышал мелкие шажки лимонной обезьянки и её голос над ухом:

— Эй. Я принесла тебе дегидровел. Два дегидровела.

Текли минуты в тишине, а она всё ждала. И снег под ней не хрустел.

— Скажи-ка, Деус, — Бритц неуклюже сел в сугробе, подставив мокрое лицо луне. — Просто… скажи… что-нибудь. Деус.

— Какой драматичный у тебя профиль. Да, это я рассказала Зимаре. Жёстко? Может быть. Я понятия не имею, как это так произошло и почему ты промазал. Следовало… скажем так, принять меры, чтобы пресечь новые промахи. Я же говорила, Бритц, что у меня на кону гораздо больше, чем бриллианты! Если мы выиграем, она поцелует меня в висок, и мне больше не придётся жить в морозилке. Ты не знаешь, каково это… годами… Победим — и больше никаких шапок с фреоном и протекающих шлемов… Деа больше не придёт!

— А-а. — Кайнорт поднялся, опираясь на игледяной куст и примораживая к его ветвям кожу ладоней. — Так Зимара обещала тебе новые мозги?

— Грубо говоря. Ты не понима…

— Лучше бы сердце.

— В смысле? Слушай, возьми дегидровел, не кобенься. Тебе не следует здесь…

— Пошла ты в жопу, — членораздельно произнёс Бритц.

И обошёл её по узкой тропинке, положив остатки усилий на то, чтобы не коснуться даже случайно.

Глава −32. Факел антисвета из безе Бозе

— Я прогибаю вас силой воли, невзирая на жар пекла… А вы слишком мягкотелы, чтобы сопротивляться. Ваши стержни, хребты и твёрдые принципы слабеют, как вата, под моей твёрдой рукой. Один за другим, все разом… Погружая вас в пучину зноя, я ощущаю единение с великими тиранами.

— И раз уж ты в запале помешательства, — походя бросил Йола, — то помешай смогетти, чтобы не слиплись.

Йола обладал недюжинной храбростью или был неразумно самонадеян, раз позволил Дъяблоковой готовить ужин. К сожалению, пищевые капсулы теряли питательность при экстремально низких температурах и поглощали тепло вместо того, чтобы греть. Поэтому Йола снабдил нас якобы настоящей едой: смогетти-фенилбутуччини. Тонкие, как солома, сухие волокна размягчались в кипятке и, распадаясь на мельчайшие питательные частички, превращались в клубок серого дыма. На вид порция смогетти, наверченная на двузубую вилку, была точь-в-точь сладкая вата, на вкус — паутина со вкусом паутины. Дъяблокова погружала смогетти в скороварку, ощущая ни с чем не сравнимую власть