Джон Робертс - Конан и сокровища Пифона

— Вон Гома, — сказал Конан, показывая вперед.

Малия смотрела вперед, но солнце светило прямо в глаза.

— Я никого не вижу.

— Вон он, там, — повторил Конан.

Через несколько минут Гому увидели все. Он стоял, скрестив ноги и опираясь на свой топорик, с головы до ног он был закутан в свое красно-коричневое одеяние.

— Ну как, что-нибудь нашел? — спросил Конан, когда они поравнялись с проводником.

— Здесь давно никто не ходил. И дождей, похоже, не было. Значит, первый источник, скорее всего, пересох. Он подпитывается только дождевой водой.

— А хищники? — поинтересовался Ульфило.

— Здесь пока нет. Но будьте осторожны, когда подойдем к воде.

Спрингальд огляделся вокруг:

— Здесь негде укрыться. Как же они могут подойти близко?

На загорелом лице Гомы ярко вспыхнула белозубая усмешка.

— Негде укрыться? Присматривайся к каждому камню, там может прятаться лев.

Солнце поднялось, и жара усилилась. К полудню люди уже едва дышали. На открытом месте не было необходимости идти ровным строем, и все разбрелись, выбирая для себя более удобный путь. По приказу Ульфило устроили привал, но палящее солнце не давало покоя, а укрыться было негде. Строго-настрого было запрещено расходовать воду, но люди то и дело тайком прикладывались к своим бурдюкам.

На закате они подошли к первому источнику. Как и говорил Гома, он оказался почти сухим, только на дне немного грязной воды, вокруг которой виднелись следы змей и ящериц. Путешественники сложили костер из веток сухого кустарника и устроились на ночлег.

— И это только первый день, — сказала Малия.

Ее прежнее веселье пропало, как только она ощутила весь ужас пустынной жары.

— Зачем это капитану Бельформису понадобилось идти по пустыне? — спросил Конан. — Он ведь просто разведывал торговые пути. А отсюда он должен был бы немедленно повернуть назад.

— С веками изменяется климат, — пояснил Спрингальд. — Хотя никто и не знает, почему так происходит. Во времена Бельформиса здесь была засушливая саванна, очень похожая на ту, что по другую сторону горы. А потом почему-то дожди прекратились, и эта земля превратилась в пустыню.

Конан кивнул:

— Да, я видел развалины городов и в пустынях, и в болотистых джунглях. Когда-то вокруг них, наверное, расстилались плодородные поля.

— Именно так. По легендам, города приходят в упадок из-за проклятий богов. Или земли теряют плодородие, или идут сильные дожди, или, наоборот, засуха. Человек не может без еды, и, если земля перестает его кормить, он ищет другое место. От полей и пастбищ зависит судьба цивилизации. А там, где этого нет, обитают только кочевники.

— А в этой пустыне есть разрушенные города, Гома? — спросила Малия.

— Попадаются места, где раньше стояло много домов, — ответил Гома. — Больших домов, не таких, как на побережье, здесь они из камня. О том, кто их построил и в них жил; не осталось даже легенд.

— Вот видишь? — заговорил Спрингальд. — Эти земли были когда-то плодородными. А еще раньше здесь, наверное, была пустыня, такая же, как сейчас, все повторяется по кругу.

— Только море остается всегда на одном месте, — сказал Вульфред. — Морю можно доверять.

— Не всегда, — отозвался Спрингальд. — Морские волны шумят сейчас над всем известной Атлантидой, и погубивший ее катаклизм изменят побережье. А город Амапур в Туране когда-то был прибрежным, там до сих пор можно найти остатки каменных верфей, хотя он расположен на расстоянии сотни лиг от ближайшего…

— Угомонись, Спрингальд. Ложись спать, а то заговоришь нас до смерти. — В голосе Ульфило звучала строгость, но дружелюбная. Все засмеялись, а Спрингальд недовольно замолчал.

Следующий день был еще тяжелее. Солнце палило сильнее, путь затрудняли валуны и камни, а воды оставалось совсем немного — на дне тощих бурдюков. Ботинки и сандалии путешественников, и так уже много претерпевшие за долгую дорогу, на каменистой земле пустыни просто разваливались на части. Этот факт не тревожил только Гому и Конана, и тот и другой шли босиком.

— Подошвы скоро загрубеют, — говорил Конан.

— А мне-то как быть? — вопрошал Спрингальд.

Он ступал как будто по раскаленным углям. Его обувь была прочнее, чем у моряков, но подошвы уже истончались и совсем не защищали ступни от жара нагретой земли.

— Проходи немножко босиком каждый день, — посоветовал Конан, — с каждым разом все больше и больше.

— Прекрасная мысль, — воскликнул Спрингальд. — Тогда мне скоро будут не страшны горячие камни, а подошвы будут такими же твердыми, как у тебя.

— И пустыня останется позади, и все будет замечательно, — усмехнулся Конан.

Ульфило упорно шел вперед, стоически притворяясь, что ничего не чувствует. Конан понимал, что он скорее умрет, чем хоть как-то выдаст свои страдания. Малии тоже гордость не позволяла жаловаться, но в самые тяжелые моменты она не могла не морщиться от боли. В отличие от своего деверя, она не воспитывалась в суровой военной школе. Глядя на них, киммериец мрачно усмехался. Стойкость ему всегда была по душе, пусть и у тех, к кому он не очень-то благоволил.

Матросы вели себя совсем иначе. Они ворчали и ругались, но Конан не обращал на это внимания. Сейчас они могут только безропотно следовать за своими вожаками. Что же до остальных попутчиков, у Конана были относительно этих людей свои планы, но время еще не настало…

— Впереди вода! — выкрикнул Гома. Утром он продвинулся немного вперед основной колонны и теперь стоял на вершине небольшого холма на расстоянии примерно сотни шагов. Матросы из последних сил рванулись вперед.

— Отставить! — приказал Вульфред. — От бега по такой жаре можно ноги протянуть. Идите спокойно и дойдете до воды живыми.

Люди неохотно замедлили шаг, но заметно воспряли духом. Они улыбались и даже смеялись, хотя и не могли говорить из-за распухших, пересохших языков.

Солнце уже клонилось к закату, и впереди лежали длинные тени, когда путники достигли воды. Вокруг пестрели самые разнообразные звериные следы, но все животные при виде путников — этих странных существ — поспешили скрыться. При виде воды матросов уже невозможно было удержать. Они из последних сил рванулись вперед и, добежав до воды, упали ниц, лицом к живительной влаге.

— А ну прекратите, собаки! — ревел Вульфред. — Наполните свои бурдюки и подождите, пока вода отстоится!

— Бесполезно, — сказал Конан, — пусть делают что хотят, будем надеяться, что отделаются просто больными животами.

— Так-то оно так, — покачал головой капитан, — но как только они напьются, они почувствуют голод, а еды почти не осталось.