Сингония миров. Относительность предопределенности - Валерий Петрович Большаков

в бледной улыбке: «Всё будет хорошо!»

И лежачие «ревматы» – революционные матросы – глядели на него с почтением, с благоговением даже: вождь, который вел их в бой, теперь сам, своими руками, спасает жизни тех, кого не миновала пуля!

Ближе к полудню подоспела смена, и вождь «на автопилоте», шатаясь, ощущая себя досуха выжатым, добрёл до дивана в ординаторской.

– Мигель… ты потерял за день не три кило, а все пять! – охал, да причитал Вальдес, заехавший проведать вождя революции и верного друга. – Ты сейчас, как медведь после спячки!

– Черномазый, чем байки травить, принес бы лучше поесть! – пробурчал Сенизо.

Вальдес убежал на поиски буфета, а в ординаторскую зашла Нати. Оглянувшись, она склонилась к дивану и, поправив шерстяное одеяло, тихонько, почти шёпотом спросила:

– Мигель, а как там тебя называла та… – Иверень смущённо запнулась. – …Наташа?

– Миша… – сонно прошептал Сенизо.

Вторник, 5 марта. День

«Бета»

Точка Лагранжа-1, борт ТМК «Циолковский»

Последние зимние дни Шарлотта жила в большом нервном напряжении. Затаив дыхание, ожидала услышать в радиофоне усталый голос руководителя полетов: «Отбой, Шарли…»

И не дождалась!

Наступил март, и Паша Почтарь, бессменный командир «Циолковского», на пару с Римасом, бессменным бортинженером, вылетели в Байконур – пилотировать рейсовый «Тайфун» с грузом для ТМК.

А остальной экипаж отправился в Мирза-Чарле, и стартовал днем позже. Взлетали на корабле «Буря» – супертяж вывел его на орбиту, и отвалил, пошел на посадку, а челнок – на стыковку со станцией «Мир-2».

И снова в иллюминаторы задувал черный ветер пространства… Сияла и круглилась такая громадная, такая маленькая Земля, а на ее бело-голубом фоне сверкал, словно ёлочная игрушка, тяжелый межпланетный корабль.

Но только вечером по БВ «товарищ Бельская-Блэквуд» попала на борт «Циолковского». Подлетая, она боялась не узнать корабль, и жадно высматривала изменения, однако ничего особенного не углядела – всё тот же набор цилиндров разного диаметра, состыкованных вдоль оси, как детская пирамидка.

Правда, «дооборудованный» ТМК отличали три «бочки» импульсаторов на решетчатых кронштейнах, торчавших в стороны, а на корме вместо дюзы раскрывался параболоид отражателя метров шести в поперечнике, но к этим «вехам прогресса» Шарлотта успела привыкнуть – насмотрелась в Центре подготовки.

– Пит, так здорово! – выдохнула она.

– У самого скулы свело, – фыркнул Пётр Бельский.

– А чего так? – не поняла Шарли.

– Улыбаюсь без отдыха!

– Да ну тебя!

Овальный бот со станции домчал за полчаса.

Касание… Стыковка… Механсоединение…

– На арене всё те же! – хихикнул, подлетая, Шурик Бирский.

– Ну, таки не совсем, – жизнерадостно поправил его седьмой член экипажа, Израэль Динавицер. Как он сам представился: «доктор исторических наук, ксенолог и просто счастливый человек!»

В переходный отсек еле втиснулся Андрей Строгов, ревниво бурча:

– Как вас только комиссия пропустила…

Шарли беспокойно глянула на ксенолога, но тот нисколько не обиделся.

– А по знакомству! – фыркнул Динавицер. – Мы с Пахой в одном классе учились! И с Инной Дворской, и с Гариными, с Риткой и Михой… Все летали в космос, кроме меня! А я что, рыжий?

– Рыжих евреев не бывает, – съехидничал Строгов.

Глаза Шарлотты опасно блеснули.

– Когда я прилетела в СССР, – сдержанно заговорила она, – то наивно полагала, что все русские – высокие голубоглазые блондины… Но я ошибалась.

Андрей побурел, а Пётр натужно рассмеялся, сглаживая углы:

– Зато тебе достался я, мелкий брюнет!

– Элеонора тебя скоро догонит! – мигом подхватила Бельская. – И перегонит!

Лязгнул внешний люк, западая в кессон, и оттуда выглянул Почтарь, радостно морща красное, обожженное солнцем лицо.

– Добро пожаловать, дорогая Шарли! С наступающим! – с чувством произнес он, и добавил обычным голосом: – Ну, и вы заходите, залетайте… Стоп! Изя?! И ты здесь?

– Да куда ж вы без меня! – захохотал Динавицер, неумело пикируя.

Однако о закраину люка треснулся не он, а командир корабля. Потирая рыжие жесткие волосы, Почтарь потискал одноклассника свободной рукой.

– Ну, вообще! – лучился он. – Конечно, с Риткой лететь было куда приятней, чем с тобой, дрищ курчавый!

– Сам такой, краснорожий брат мой! – задушевно ответил ксенолог.

– Ха-ха-ха! Проходим, пролетаем! И двери закройте, а то дует!

– По местам! – раздался из невидимого репродуктора высокий и звонкий голос бортинженера Станкявичюса. – Приготовиться!

* * *

Земля не занимала даже четверти неба, когда Почтарь переключил двигатель на торможение – планетолет развернулся отражателем к точке Лагранжа-1, и плазма снова начала стремительно истекать. Ее лиловое сияние виднелось в маленьком иллюминаторе каюты – и оно дрожало, словно часто-часто мерцая.

Это фотореактор выстреливал в фокус параболоида длинную, нескончаемую очередь мишеней – гранул с дейтериево-тритиевой смесью. Они облучались мощными импульсами лазеров, и взрывались, сливаясь в термоядерном буйстве. Но два слоя мезовещества отражали и мгновенный жар в миллионы градусов, и ослепительное, неистовое излучение, обращая энергию синтеза в могучую тягу.

– Пора, маленькая, – серьезно сказал Пётр.

– Боюсь… – вздохнула Шарлотта.

Мужчина ласково обнял супругу, огладил пышную гривку волос.

– Чего тебе бояться, маленькая? – заворковал он. – Мы всё отработали на тренажерах, до полного автоматизма…

– Вот именно, – жалобно заныла женщина, – на тренажерах! А тут – корабль. Настоящий!

– А мы постепенно… Сначала в точку Лагранжа, а уже потом махнем к Юпитеру… Да, котеночек?

– Да… – уныло вздохнула Бельская-Блэквуд. – А… А вдруг в той точке кто-нибудь уже есть? И мы выйдем прямо на них?

– Ну, что ты! У нас же договор с «Бетой». Да и кто там может быть? «Верные шелепинцы» только-только ядерный двигун осваивают, что им делать на полпути к Луне? Пошли, пошли…

– Пошли…

В рубку Шарли шагнула уверенно, клацая не отключенными магнитными подковками – во избежание. Как только Почтарь остановит фотореактор, всё утратит вес. Лучше уж вцепиться в пол заранее…

Командир ТМК, завидев женщину, угодливо покинул кресло.

– Прошу!

Вымученно улыбнувшись, Шарлотта заняла Пашкино место, и выдвинула консоль «своего» пульта.

– Пит! – требовательно позвала она.

– Здесь я, здесь… – успокаивающе ворча, Бельский устроился на привычное место астронавигатора – у мощного компьютера «Баргузин».

– Скорость? – отрывисто спросила Шарли.

– Триста двадцать! – поспешил доложить Почтарь. – Тангаж в норме, крен выбран…

– Ну, это мне не интересно… – скупо улыбнулась Бельская. – Включаю импульсаторы!

На пульте зазмеились, выгибаясь, три мнемографика.

– Норма! – обронил Бельский. – Импульсаторы выведены на полную мощность.

– Преобразователи пространства?

– В штатном режиме.

– Приготовиться к транспозитации! – отрывисто сказала Шарлотта. – Минутная готовность! Включаю бета-ретранслятор…

Римантас Станкявичюс, замерший у тумбы фазоциклёра, нервно сглотнул. Из люка, поставив ногу на комингс, выглядывал Динавицер.

– Транспозитация!

Корабль чуть сотрясся, а изображение на панорамнике мигнуло – рисунок созвездий ничуть не изменился, лишь чуть сместился в левый угол экрана.

– Мы в «Бете»! – громко объявил Пётр. Его пальцы запорхали по клавишам. – Финиш-программа введена.