Костер и Саламандра. Книга 2 - Максим Андреевич Далин

– Где? – выдохнула я.

– Смею ли я пригласить вас в вагон? – спросил Оуэр нас с Виллеминой вдвоём.

Виллемина легонько кивнула и пошла к лесенке, ведущей в вагонную дверь. Вся свита Оуэра, кажется, была поражена, но никто не дёрнулся, чтобы её остановить: государыня, в конце концов, может делать, что посчитает нужным.

Только немолодая полная монахиня с резкими скорбными морщинами на круглом лице еле слышно пробормотала:

– Ох, не ведает, что увидит, бедная…

Я пошла за Вильмой. Всё Вильма ведала и понимала, я знала это точно.

За нами втянулись Норис и медицинская свита.

В вагоне горели газовые рожки и запах стоял стеной, на него можно было наткнуться, как на стену: пахло дезинфекцией, кровью, гноящимися ранами, потом, долго ношенной прелой одеждой. Я подумала, что так и должна пахнуть война.

– Простите, – сказал Оуэр. – Здесь лихорадящие, их знобит, мы не можем всё время проветривать.

Раненые сидели и лежали на вагонных койках-полках, их впрямь было много, их было ужасно много даже в одном этом вагоне – парни без ног, парни с руками в гипсовых лубках, в шинелях, накинутых поверх бинтов, с забинтованными головами, с забинтованными лицами, они смотрели на нас поражённо, молча. Виллемина, проходя по вагонному коридору, протягивала им руки и повторяла:

– Здравствуйте, герои. Дорогие отважные воины, мы все так рады видеть вас живыми… Пожалуйста, выздоравливайте скорее… Выздоравливайте, вся столица вам поможет… Мессир Элж, распорядитесь, чтобы бойцам – тем, кому разрешают медики, – дали вина и печенья, всё приготовлено. Все эти люди заслуживают награды – а пока хотя бы маленького удовольствия.

Элж, хмурясь, отослал выполнять кого-то из медиков.

Эти слова Вильмы будто разморозили солдат, они заулыбались, переглядываясь. Старый вояка с рукой, висящей на перевязи, и большой марлевой повязкой, закрывающей ухо, крутанул здоровой рукой ус, даже чуть ухмыльнулся:

– Эх, жаль, государыня, что медицина не позволяет по капельке рома! Вот чтоб меня краб уволок, с такого лекарства мы бы мигом встали на ноги!

Насмешил Виллемину – и по вагону прошёл смешок.

– Ах, мэтр! – сказала Виллемина с комичной печалью. – Нас с вами заругает мессир Оуэр, если я хоть заикнусь. Но, когда вы поправитесь, мы с вами – и со всеми вами, мессиры – выпьем за победу. Только я – эля, а не рома.

– Выпьем – и вернёмся на запад! – выдал бритый наголо парень с веснушками. – Те, кто как я – уж точно: осколок кость не задел, а мясо вырастет.

– У них адские чудища, а нам плевать! – вставил загорелый орёл с чёлкой, свесившись с верхней полки. – Я серых отстреливал, как кроликов – бах! бах! – ну разве что кроликов всегда жалко малость, – и рассмеялся победно. – Девятнадцать штук! Даже не грех, верно?

– Не грех, – подтвердила Виллемина. – Эти твари – не живые существа, а ожившая злоба. Как вы себя чувствуете, прекрасный стрелок?

Он снова улыбнулся, сияя яркими зубами на тёмном лице:

– Да две железки из плеча вырезали, вот этакие маленькие. Уже и не болит, а так, свербит слегка.

– Одна железка на ноготь не достала до сердца, – заметил парень, тяжело опирающийся на костыль. – Дарг у нас герой, спас весь взвод.

– Вы ведь записываете, Элж? – тут же сказала Виллемина. – Мэтр Дарг – из дома?.. – и вопросительно взглянула на парня с костылём.

– Из дома Ночного Бриза, – тут же ответил тот.

– Да что… – смутился стрелок, но рыжий боец с пробивающейся щетиной приложил ему палец к губам:

– Молчи-молчи уж. Его, государыня, славно бы к награде представить – я тоже из этого взвода. Когда в ту ночь эта дрянь полезла – у многих нервы сдали, один парнишка с ума сошёл, а Дарг вот – нет.

Худой немолодой солдат с забинтованной головой ласкал Тяпку – и спросил меня:

– Леди Карла, дорогая, а скажите, вправду ли Холлир вернётся? Дружок мой, Холлир? Он прошение написал, его по прошению хоронить не стали, тело привезли – да ведь он совсем мёртвый… Осколок ему прямо в висок угодил. Небось не вылечишь уже?

– Я сама посмотрю, – сказала я. – И, знаешь, я обещать не могу, на всё Божья воля – но, быть может, и вернётся.

Надо было идти дальше, Оуэр явно имел в виду, что надо идти дальше, – но нас не пускали, в вагоне стало нестерпимо душно и тесно, сюда приходили из других вагонов те раненые, что могли как-то ходить. Сестра-ласточка кричала: «Мессиры, через пять минут начинается высадка, подъехали кареты медицинской службы, приготовьтесь», но её никто особенно не слушал.

Солдатам хотелось взглянуть на государыню.

Мы восхитились чудесными парнями с Жемчужного Мола, получившими страшные ожоги, – они потихоньку шли на поправку, хоть всё ещё были обмотаны бинтами сплошь, в щелях между бинтов только глаза блестели. Нам показали артиллериста, который подстрелил летающую тварь, – опалённого адским огнём, без усов, бровей и ресниц, волосы тоже сгорели, но он сказал: если бы пуля не угодила в лёгкое, вообще не уехал бы с фронта, пустяки это всё.

Они рассказывали истории о геройстве, хвастались, у них горели глаза – и ни у кого из них вообще не вызывало никаких вопросов искусственное тело Виллемины. Солдаты будто сговорились не обращать на него внимания – и смотрели на неё, как в принципе могли бы смотреть на юную королеву, которая пришла в санитарный поезд.

Они ничего не клянчили и ни о чём не расспрашивали. Просто дружно сообщали королеве, что она может на них положиться.

А я думала о Клае. Он не мог быть здесь, среди раненых – и мне становилось худо, когда я думала, что его могли поместить в холодном вагоне, среди мертвецов.

Пока я гостила у Иерарха, с Клаем общались Ольгер и Валор. Я не видела его несколько дней – и мне делалось худо, как только я вспоминала, сколько времени уже прошло с его смерти. Каково ему может быть сейчас.

Поднятый Клай. Может, и к лучшему, что в холоде, невольно приходило мне в голову.

Я не искала его взглядом, решила, что ещё не время. И вдруг увидела.

Перед ними расступились – перед ним и его другом Барном. Тяпка кинулась здороваться, молотя хвостом по всем, кто не успевал увернуться.

– Ох, Клай, как же я рада видеть вас! – воскликнула Виллемина.

А я взяла и обняла его.

С серым, заострившимся, высохшим лицом, с тёмными провалами глаз, с волосами как пакля, в