Сто страшных историй - Генри Лайон Олди

же история? Квартала трупожогов в Макацу нет, и священников нет, надо самим справляться…

Староста вздохнул:

— Боимся.

— Чего?

— Если дзикининки останется без пищи, он может прийти за живыми.

— Но он не ест живых!

Я чуть не брякнул: «Он сам мне сказал!»

— Мало ли? — усомнился староста. — Сейчас не ест, а с голодухи начнёт. Нет, лучше не рисковать!

На языке у меня вертелись другие вопросы, просились наружу. Но я понимал: не место и не время. Донимать Хисаси пустой болтовнёй, когда в доме лежит полусъеденное тело его сына, было бы неприлично.

— Дурной знак, — встретил нас шёпот во дворе.

— Знак?

— Невесту видел? Жениха видел? Приезжего?

— Ну, видел…

— Не жди теперь добра в браке! Точно говорю…

— Ага, как начнётся, так и продолжится…

4

Отъезд из Макацу

Похороны заняли много времени.

Начали с рассветом. Останки несчастного Кёкутэя обмывали и обряжали в белые одежды всей деревней сообща. Таким образом скверна от соприкосновения с мёртвым, вдобавок частично сожранным телом разделялась на множество людей, а значит, доля каждого уменьшалась. Всё это время святой Иссэн находился в доме покойного, читая сутры.

Затем тело сына старосты уложили на носилки. Взвалив их на плечи, четверо крепких мужчин, меняясь по дороге с помощниками-добровольцами, отправились на здешнее кладбище — опять же в сопровождении жителей Макацу, включая детей. Весь путь, надо сказать, неблизкий, старый настоятель прошёл пешком рядом с носилками, нараспев оглашая молитвы. Голос его был еле слышен, теряясь в рыданиях семьи и земляков.

О ночном происшествии не вспоминали.

Если честно, я ожидал, что проявления горя жителями деревни, в первую очередь семьёй покойного, будут иными. Какими? Ну, более резкими, что ли, более трагичными. Ведь бедняга Кёкутэй не просто умер во цвете лет — его сожрали самым противоестественным образом. Но люди вокруг горевали так же, как на любых других похоронах, словно ночью не случилось ничего особенного. Чувства крестьян были притуплены от природы, да и визит дзикининки был для них делом обычным.

Макацу привыкла хоронить объедки.

Широно показывал монаху жестами, что готов в любой момент разместить его у себя за спиной. В конце концов, молиться можно и с удобствами, позволительными для людей почтенного возраста! Иссэн делал вид, что не замечает приглашения. Я не вмешивался, понимая, что сейчас старика не остановит и молния, ударив в землю у его ног.

Кладбище располагалось в двух третях часа[33] ходьбы от деревни, на живописном склоне, густо поросшем ирисами и розовым мхом. За могилами, как я понял, здесь ухаживали с самой похвальной заботой, не в пример большинству городских мест захоронения. Во время погребального обряда и освящения таблички с посмертным именем покойника я отошёл к зарослям местного тиса, который на Эдзоти больше напоминал кустарник, нежели дерево. Втайне я надеялся, что Ран подойдёт ко мне и мы продолжим разговор. Хотелось смягчить наши отношения после вчерашнего беспричинного скандала. Куда там! Она в мою сторону и не глядела. Если Ран и бросала взгляды, так на Широно — и я предпочёл бы, чтобы она никогда в жизни не одарила меня таким злобным вниманием.

Слуга сносил это с полнейшим равнодушием. Впрочем, равнодушие было показным — в конце концов Широно отошёл к кривой сосне и прислонился плечом к стволу. В тот же миг Ран потеряла его из виду, отчего настроение моей невесты, и без того скверное, ухудшилось вдесятеро. Если бы она сейчас всё-таки подошла ко мне, я бы, пожалуй, сбежал.

Когда мы возвращались в деревню, я старался держаться от Ран подальше.

В Макацу мы без промедлений собрались в обратный путь. Ради приличий староста предложил нам задержаться на день-другой и погостить. Было видно, что он искренне надеется на наш отказ — и мы не подвели. Ран, по-прежнему одетая как юноша, была готова выступить в любой момент. Во всяком случае, она не возражала против этого. Имущество Ран тоже было подготовлено к дальней дороге семьёй опекунов. Когда поклажу и припасы начали грузить на мерина, я понял, что в Хакодате мне придётся идти пешком.

Бедная скотина не вынесла бы ещё и всадника.

Последней каплей, исчерпавшей моё терпение, явилось громоздкое хинава-дзю — фитильное ружьё, тщательно завёрнутое в холстину, оказалось в числе приданого. Я хотел возразить, потребовать, чтобы эта штуковина осталась в деревне, объяснить, что в Акаяме ей суждено зря пылиться в кладовке, — и решил не рисковать здоровьем, навлекая на себя гнев Ран.

Предложи ей кто выбор между ружьём и женихом — я не сомневался в итоговом решении.

Старому настоятелю пытались заплатить за службу на похоронах. Старик отказался наотрез. Широно принял его к себе на плечи, обмотал банным полотенцем — и мы двинулись в путь. Перед выездом я предпринял попытку взять в деревне запасную лошадь, с тем, чтобы оплатить аренду и оставить лошадь в Хакодате. Получив вежливый отказ, я готов был купить проклятую лошадь с потрохами — и выяснил, что лошадей в Макацу нет. Если местным доводилось пахать землю или запрягать животных в телеги — они пользовались тягловой силой трёх тощих коров и одного бычка, тоже не выглядевшего силачом.

Староста выписал Ран подорожную. Для этого ему пришлось воспользоваться бумагой, тушью и кистью из котомки Широно — своих «сокровищ кабинета» в Макацу не было. В моей грамоте секретарь Окада указал цель поездки — «отправился за невестой с согласия родителей и дозволения службы». Я не ожидал лишних вопросов или проверок на заставах, особенно в присутствии монаха.

— Я хотел, — сказал святой Иссэн, когда мы в достаточной степени удалились от деревни, — посмертно рукоположить несчастного Кёкутэя в монашество, по обычаю школы Сото-сю. Это облегчает превращение духа усопшего в предка, в особенности если ты был крестьянином.

«В особенности если ты умер молодым, — звучало в его словах, — а после смерти часть твоей плоти употребил в пищу страдающий людоед».

— Сыном самурая, — поправил я.

— Пусть так, — согласился старик. — Не знаю, что меня удержало. Такое впечатление, что мне запретили это делать. Знать бы ещё, не сам ли я вообразил этот странный запрет!

— Может, лучше рукоположить в монашество Кимифусу? — предложил я. — Вдруг это умерит его тягу к мертвечине?

Старик вздохнул:

— Ваши решения оригинальны, Рэйден-сан. Они настолько оригинальны, что я временами даже и не знаю, следовать им или бежать от них на край света.

Я прикусил язык. Что я ещё мог сделать?

Хижину Кимифусы мы увидели до заката. Повезло, наверное. А может, не повезло — я был уверен, что в первый раз мы набрели на хижину совсем в другом месте. Если честно, я надеялся, что