В Россию с любовью - Сергей Анатольевич Кусков

взгляда иронию и поганое осуждение — нос не дорос судить меня… И порядки в обществе, — добавила она, и в её голове что-то как выстрелило, и мне её мысль точно не понравится.

— Может и не много. — Да пусть хоть засмотрится — не берут меня такие взгляды… Но очко зажимжимало, всё время забываю, что передо мной не миленькие сестрички, а долбанные монстры. Которые, по словам Марьи Ильиничны, могут сжечь танк на расстоянии сотни метров. — Но я сужу. И считаю, что прав.

— И чем же? — сузила она глаза: «Последний шанс тебе, мелочь». Но я снова не уступил — не умею уступать, тем более там, где считаю свою точку зрения верной.

— Скажу так, господь создал мужчину и женщину не для того, чтобы женщины развлекались друг с другом. Как и мужчины с мужчинами. И ты, дочь царицы, на которую все смотрят, должна понимать, что не стоит подавать маминым подданным дурной пример и повод для пересуд.

— Да что ты понимаешь!.. — вскочила она со своего места и замерла, вовремя взяв себя в руки. Решила ещё поговорить. Сузила глаза в тонкие щёлочки. — А если этих мужчин раз-два и обчёлся?

— Ты — царевна, — давил я. — Любой твой каприз — в любом уголке страны, от Варшавы до Нового Архангельска, что на Аляске.

— Все спят друг с другом! — парировала она. — Весь свет, и не только высший. Мать-церковь уже не знает, как бороться с сожительством тех, кому никого не досталось, я про простолюдинок, кто в самом низу. Ячейки общества, б#ядь, из двух нищебродок с благотворительными детьми по программе ЭКО! Возглавить пока не решается, но запрещать уже не может. И только наш Саша, святой, аки апостол, выступает за библейскую чистоту! А#уеть, б#ядь!

— Женя! — возмущённо вскричала Машка.

— Как хочу — так и говорю! — Видно, что Евгения не привыкла ругаться. Не работала со строителями или портовыми грузчиками. Но делать это умеет — какая-то практика была. И сейчас она на пределе, раз позволила себе такое.

— То, что все делают что-то — не значит, что это должна делать царевна! — не сдавался я, пытаясь подбить под аргумент если не мораль, то хотя бы целесообразность. — Даже если все — то не ты! Не все мы, это всех нас, принцев, касается. Большая власть — но и большая ответственность. Пусть если никто не скрывается, мы не можем.

— Точно, святой. — Её глаза засияли нехорошим блеском, сама она подалась вперёд. — Александр Иринович, разрешите к вам обратиться так официально?

Су-ука! Я понял, драки не избежать. Драки с грёбанным монстром, могущим разрушить фигурой толчка несущую стену этого дворца!

— Дерзайте, Евгения Карловна, — выдержал и это давление я, опустив её «Иринович». В нашем мире для аристократии это оскорбление… Но не настолько острое, чтобы заводиться, если прозвучало из уст единоутробной сестры.

— Вы три месяца назад потеряли память, — тщательно взвешивала Женя каждое слово. — И забыли всё, что знали до этого. И потому мы, ваша семья, носимся с вами, как с писаной торбой. А вам, Александр Иринович, не приходило в голову, что вы, мягко говоря, не совсем адекватно понимаете окружающую действительность и своё место в мире?

— Жень! — вскочила и Машка, но та лишь отмахнулась, и в жесте я увидел сияние какой-то фигуры. Не атакующей, скорее предостережение.

— Не лезь, мелкая! Я с ним разговариваю. Итак, Александр?

Я тоже поднялся — не одному же мне сидеть.

— В чём именно по-вашему, Евгения Ириновна, — парировал я обращение, — заключается моё непонимание происходящих процессов?

— В том, что вас, Александр Иринович, защищают. Отгородили крепостной стеной от всего мира, и я не про кремль, за пределы которого вас ни разу не выпустили… Хотя и о нём, получается, тоже. Это не кажется тебе странным, Саш? Тебе даже с девками твоими не дают видеться! Почему?

— Ты хочешь сказать, берегут психику? — усмехнулся я, но по её лицу понял, усмехаться рано. Да, меня исследовали, это одна причина. Но была и вторая, и не так уж не права она, как мне бы хотелось. Я, по их мнению, НЕ ГОТОВ к встрече с высшим обществом, да и просто миром за кольцом стен.

— Именно, дорогой братец! — заулыбалась она улыбкой Медузы Горгоны… Или хотя бы Мегеры, увидев моё понимание. — Ты — нежный цветочек на кремлёвской грядке в нашем скверике. Тебе не дают гнуться на ветру, обильно поливают, холят и лелеют. А ты возомнил вдруг, что это — норма! Ты идиот, братец! — Последнее она рявкнула во всю мощь лёгких.

— Так выпустите меня в город! — проревел в ответ я.

— Чтоб тебя там грохнули? Снова? — орала она, уже ничего не стесняясь. — Только вот на сей раз тебя грохнет не фанатичка республиканская! И не наёмница салемская! На сей раз тебя обнулит кто-то из наших! Из стерв родного российского высшего света, твоё высочество! И плевать, что ты царевич! Это ты понимаешь? Постоянно держать с тобой взвод никто не будет, и Машка не вечно будет рядом! Это до твоей глупой головы дошло?

Я даже не знал, что на это ответить. Ибо как обухом по голове.

— Маша сказала, вы сегодня ведьм Салема проходили, — криво усмехнулась она. — Ты хоть приблизительно понял, что это такое, какие там порядки и какова их мощь? Какова их организация? А какова наша? Молчишь? И молчи. А я скажу, как есть. Ты — изнеженный Нарциссик, требующий к себе повышенного внимания, считающий себя венцом творения, забывший прописную истину: ТЫ НИКТО, братец! Потому, что ты — мужчина! Членоносец! Слабак! Ничтожество! И твоё привилегированное положение только потому, что Машка может раскатать фигурами любую княгиню в нашем государстве, кроме некоторых великих, а о боярах вообще молчу. Ты даже не представляешь её мощи! Той девчонки, что шастает к тебе спать на одной кровати, взявшись за руки! А ещё у тебя есть я, и я могу подорвать укреплённый дот, если попаду в амбразуру вакуумной фигурой! И от выскочек, кто цепляется к моему брату, мокрого места не оставлю! А ещё у тебя есть Оля, она куда сильнее меня, и Ксения, одна из сильнейших в будущем целительниц на планете, которая тебя, дурака, просто обожает! Вот почему