И возродятся боги - Наталья Способина

Он медленно протянул мне руку ладонью вверх, игнорируя Альгидраса.

– Давайте выйдем отсюда и спокойно поговорим за столом. – Знакомый голос отогнал сомнения. Я точно знала, как поступить.

Убрав ладонь с Димкиного затылка, я дотронулась до закаменевшего плеча Альгидраса и, на миг его сжав, потянулась вперед, чтобы коснуться протянутой руки, но не успела: Альгидрас неожиданно полоснул ножом по ладони Дарима – и мои виски взорвались болью, а мир будто перевернулся. Я задохнулась и прижала Димку к себе, боясь, что уроню его или же мы оба грохнемся на пол.

– Помогите, – прошептала я.

Кто-то схватил меня за плечи и толкнул в сторону. Я врезалась в бортик ванны, потеряла равновесие и попыталась вскрикнуть, но из моего горла не вылетело ни звука. Меня больше будто не существовало в этом мире. Кто из них это сделал? Кто теперь защитит моего сына?

С громким плеском мы с Димкой упали в ванну. Успевшая остыть вода показалась такой холодной, будто я окунулась в ледяную реку.

– Ничего не бойся, – прозвучал над моим ухом голос Альгидраса, и мир вокруг разлетелся на части.

Меня закрутило и потянуло вниз. Остатками здравого смысла я еще продолжала цепляться за реальность, но уже понимала, что реальности больше нет: ни голубого кафеля в ванной, ни рыбок, которых мы с Димкой так заботливо наклеивали на каждый четвертый квадратик плитки, ни полотенец с мультяшными машинками. А еще в этот миг я вдруг вспомнила, что привлекло мое внимание на пляже перед тем, как меня смыло в море. Там был седоволосый мужчина: сидел на гальке и неотрывно смотрел на водную гладь. «Один хороший шторм – и ты уже там». Альтар!

Вода сомкнулась надо мной, и что-то утянуло нас с Димкой в бездонную глубину. Мой ребенок не умеет плавать! Я так боялась воды, что не научила ребенка плавать! Эта мысль рефреном билась в голове.

Внезапно кто-то подхватил меня под локоть и потянул вверх. Я распахнула глаза, но тут же зажмурилась, потому что их нещадно защипало от соленой воды. Легкие горели огнем. Я понимала, что еще секунда – и придется сделать вдох, и он будет последним.

Кто-то потянул Димку из моих слабеющих рук, и я выпустила сына. Пусть этот кто-то его спасет. Пусть позаботится о нем, потому что я уже не смогу.

Очередное в моей жизни возвращение в реальность было гораздо хуже, чем предыдущие. Тело сотрясалось в приступах кашля, выталкивая из легких воду. Кто-то держал меня за плечи, не давая сменить положение. Сделать вдох не получалось из-за спазмов, и я ожидала, что вот-вот потеряю сознание, однако этого почему-то не происходило.

Откашлявшись и начав наконец дышать, я сдавленно просипела:

– Дима…

– Я тут, – испуганно пискнул Димка и бросился ко мне, подняв тучу брызг.

Только тут я поняла, что мы все находимся на мелководье. Альгидрас помог мне сесть ровно. Я схватила сына в охапку и изо всех сил прижала к себе. Вода доходила ему до пояса, нас раскачивало набегавшими на берег волнами, и мне казалось, что мы с Димкой теперь одни против целого мира. Мысль о том, что еще несколько минут назад я готова была отдать его тому, кто сможет о нем позаботиться, сейчас вызывала лишь злость. Никто из них не получит моего ребенка!

– Ты цел? – прошептала я, целуя его в мокрый висок.

– Да. Меня дядя Олег вытащил. А потом тебя. Сказал мне никуда не уходить. И я не уходил. Я вас тут ждал. Где неглубоко. Долго-долго ждал.

Димка всегда тараторил, когда был напуган. Я медленно подняла взгляд на Альгидраса, стоявшего чуть поодаль. Очень хотелось сообщить этому горе-папаше, что его сын не умеет плавать, поэтому то, что он дождался нас в волнах, доходивших ему до пояса, было настоящим чудом. Однако ничего говорить не стала. Альгидрас тоже выглядел испуганным. У него даже губы дрожали. Я отвернулась, потому что не собиралась испытывать сострадания. И благодарности тоже не собиралась. Даже если Димка вправду ждал нас «долго-долго». Скорее всего, я на самом деле захлебнулась и в том, что я все еще жива, была прямая заслуга хванца. Кто еще мог вдохнуть воздух в забитые водой легкие? Но злость оттого, что он снова меня обманул, застилала разум.

Альгидрас провел дрожащей рукой по лицу, откинул назад мокрые волосы и, не дождавшись от меня ни слова, произнес:

– Пойдемте на берег.

Мне не хотелось выпускать из объятий сына, но еще меньше хотелось оставаться в воде, поэтому, когда Альгидрас забрал у меня Диму, я ему это позволила. Удерживая сына одной рукой, вторую он протянул мне, но я ее проигнорировала, хотя для того, чтобы встать, понадобилось приложить колоссальные усилия. Ноги едва держали.

На берег мы выбрались в гробовом молчании. Альгидрас поставил сына на мелкую гальку и принялся стаскивать с него рубашку. Притихший Димка не сопротивлялся, и от этой картины у меня защемило сердце. Я не хотела своему ребенку такой судьбы. Я всеми силами старалась ее предотвратить, но в их чертовых преданиях все давно записано, и обмануть их, как оказалось, впрямь невозможно.

Оттеснив Альгидраса, я присела перед сыном на корточки и крепко его обняла. Он дрожал от холода, несмотря на то что здесь было лето и над нашими головами светило солнце.

– Ты же хотел приключение? – улыбнувшись, спросила я.

Димка осторожно кивнул, но было видно, что приключение его ничуть не вдохновило.

– Давай снимем мокрую одежду, чтобы не простудиться, и будем ее сушить, – вновь улыбнулась я, хотя на самом деле хотелось разреветься от страха и бессилия.

– А где мы будем ее сушить? – спросил мой городской до мозга костей ребенок.

– Вон на тех больших камнях, – старательно изображая воодушевление, указала я на два здоровенных валуна.

На лице Димки появился проблеск интереса. Он сам стащил промокшие штаны, оставшись в трусах, на которых красовалась вереница жизнерадостных крабиков.

– Их тоже лучше снять, – посоветовал Альгидрас, и Димка, послушно раздевшись догола, побежал раскладывать одежду на камнях. Так спокойно, как будто бегать босиком по мелкой гальке было для него обычным делом.

Поднявшись на ноги, я посмотрела на хванца. Тот успел стащить футболку и теперь ее отжимал.

– Я раздеваться не буду, – на всякий случай предупредила я.

– Ты можешь заболеть, – произнес он.

– Плевать, – отрезала я, но тут же подумала, что в случае моей болезни о Димке никто не позаботится. – Отвернись!

Я ненавидела это омерзительное чувство беспомощности, которое поднималось во мне, стоило