Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

– Я обещал, что шанс будет у каждого, кто пожелает. Одно только хочу прояснить, а там уж валяйте вы. Зубр, где Елец?

– А кто это?

– Дед наш. Старый рыбак. С нами шел. Ельцом звать. Ты его кончил?

– Никого я не кончал!

Казалось, до Зубра – целая лига, если не больше.

– За что в ямы брошен?

Голос Молота тоже звучал будто откуда-то издали.

– Сейчас-то какая разница? – возразил голос Синели. – Мне куда интереснее, что он здесь делает. Тебе полагается в яме сидеть, и меня ты принял за девчонку из ям. Почему? Потому что голой хожу, как Чистик сказал?

– Сын мой, положение я всесторонне обдумал, – подал голос и Наковальня. – Вряд ли ты мог предвидеть, что я, авгур, окажусь при оружии.

– Да я вообще не знал, что ты из авгуров! Этот олух, Гелада, сказал: долговязая шкура, а с ней недомерок какой-то. Больше мы, когда начали светочи с потолка сдергивать, про вас ничего не знали.

– Выходит, это Гелада пустил в меня костяную стрелу?

– Не в тебя, патера, – в нее. Сказал: у нее-де ракетомет… потому и выстрелил, только промазал. У него лук такой, из костей склеенный, но стреляет Гелада куда хуже, чем думает. Слышь, Чистик, мне бы выбраться отсюда, и больше ничего не надо. Выведи меня наверх, куда угодно, а? Что скажешь, все сделаю.

– Посмотрим, – проворчал Чистик.

– Я выпустил по меньшей мере двадцать игл, – вновь вклинился в разговор голос Наковальни. – Нас поджидали ужасные звери и столь же зверообразные люди!

– А ты не подумал, что нас запросто поубивать можешь? – вскипела невидимая Синель. – Вот так вот, паля из Чистикова иглострела в темноте, наугад? Нет, это ж надо!..

– Меня б не убил, – заметил Молот.

– Не сделав этого, дочь моя, я вполне мог бы погибнуть сам. К тому же стрелял я вовсе не наугад. Я знал, знал, куда целить! Будь я даже слепцом, вышло б нисколько, нисколько не хуже. Чудо, воистину чудо! Должно быть, руку мою направляла сама Сцилла. Все они, все разом бросились ко мне, дабы предать меня смерти, но пали сами! Пали, поверженные мною!

Открыв глаза, Чистик сощурился, устремил взгляд в темноту позади.

– А вот Ельца они, видно, прикончили… хотя кто его знает? Минутку еще посижу и пойду проверю.

Синель заерзала, готовясь подняться на ноги.

– Да ты ж на ногах еле держишься! Лучше я схожу.

– Не время, Дойки. Видишь, там до сих пор темно. Зубр, ты сказал, ваша шайка светочи с потолка поснимала. Это чтоб тут, на темном отрезке, нас со спины взять, так?

– Точно так, Чистик. Гелада забрался мне на плечи и сдернул четыре штуки, а Гаур побежал подальше их унести. Они ж зачем ползают? Темноту ищут. Ты про это знал?

Чистик лишь неопределенно крякнул.

– Да, только ползают-то небыстро. Вот, значит, мы и рассудили: прижмемся к стене, переждем, пока вы не пройдете. То есть не вы, а она с этим недомерком, авгуром. Думали, с ними больше нет никого.

– И сзади на меня бросились!

– Ну а сама-то ты что? – (Тут Чистик, даже не видя Зубра, почувствовал, как тот развел руками.) – Ракетой в Геладу пульнула. Если б не поворот, всю нашу шайку прикончила бы.

– Др-рянь человек! Сквер-рный! – высказался Орев.

Чистик снова открыл глаза.

– Троих или четверых точно. Молот, что ты там говорил о паре зверюг, которых патера подстрелил?

– Было дело, – подтвердил Молот. – Это подземные боги. Вроде собак – помнишь, я по дороге рассказывал? – только совсем не славные. Злые.

– Надо назад сходить, – пробормотал Чистик. – Надо проверить, что с дедом стряслось… да и на богов этих взглянуть любопытно. Зубр, ты – это раз. Одного кончил я – получается, два. Молот говорит, патера пристрелил парочку – всего четверо. Еще кто-нибудь кого-нибудь уложил?

– Я. Одного, – сообщил Молот. – И один из тех, в кого патера стрелял, катался по полу, ногами сучил. Его тоже мне пришлось пристрелить.

– Ага, это я, кажется, слышал. Выходит, пятеро. Зубр, слушай сюда. Бодягу мне прогонишь, пеняй на себя. Сколько вас было?

– Шестеро, Чистик. Шестеро. И пара булек.

– Вместе с тобой?

– Точно, вместе со мной. Слово-лилия.

– Я собираюсь сходить назад, – повторил Чистик. – Как только светочи туда доползут, а мне малость полегчает. Если кто захочет со мной – ладно. Если кто дальше захочет пойти – тоже ладно. Но мне надо взглянуть на этих богов и проверить, что там с Ельцом.

С этим он снова прикрыл глаза.

– Человек… хор-роший!

– Точно, пернатый, человек он неплохой.

Умолкнув, Чистик подождал, не скажет ли кто что-нибудь, но нет, никто не проронил ни слова.

– Зубр, вот тебя в ямы бросили. Туда – что ж, вправду сбрасывают? Давно гадаю…

– Только если допечь их всерьез. Если нет, могут в корзине спустить.

– И кормят так же? Пайку в той же корзине спускают?

– Ага. И кувшины с водой… иногда. Обычно-то воду сам запасай, если с дождем повезет.

– Вот, значит, как…

– Да нет, не так уж оно все страшно. Я, например, приспособился. Главное, уживаться друг с дружкой, понимаешь? К тому же новенькие – они обычно покрепче.

– Если в корзине спустят, конечно: с переломанными-то ногами в ямах небось не жизнь.

– Слово-лилия, Чистик.

Кто-то (вроде бы Наковальня) негромко ахнул.

– Сброшенных у вас сразу кончают и жрут, пока жира не растрясли?

– Не всегда. Вот те слово-лилия, не всегда. Только ежели новенький никому не знаком… к примеру, тебя не сожрали бы.

– Ладно. Стало быть, угодил ты в яму, в корзине проехавшись, а бычарой был видным… пока не отощал. Глядишь, соямники копать затеяли, так?

Снова открыв глаза, Чистик твердо решил больше не закрывать их, как бы ни хотелось.

– Точно. Подкоп наружу думали вывести. Рыли, рыли, докопались до большой стены и под нее пошли, в глубину, насколько потребуется. Наша-то яма – одна из самых глубоких, понимаешь? Одна из самых старых, из тех, что возле стены. Копали костями. Двое роют, еще двое землю выносят в горстях, остальные глядят, чего лягвы поделывают, да вынесенное утаптывают, чтоб на виду не валялось. И мне обо всем рассказали.

– Подкопались под стену и наткнулись на этот туннель? – спросил Молот.

Зубр истово закивал.

– Наткнулись, точно. Правильно говоришь. А крылокамень – там крылокаменное все, как во многих местах – трещину дал, понимаешь? Выскребли они землю из трещины, надеясь дальше пролезть. Видят: светочи. Тут они – как взбесились! Притащили булыжников и давай крылокамень колоть, расширять трещину, чтоб хоть как-то протиснуться, а он, говорят, рассыпается – ровно снежные хлопья!

Наковальня заулыбался, обнажив торчащие вперед заячьи зубы сильнее прежнего.

– Кажется, я начинаю догадываться, какая беда постигла вас далее, сын мой. Достигнув сих ужасных подземелий, вы обнаружили, что не в состоянии выбраться на поверхность. Ну разве я не прав? Разве не в этом вся суть? Разве суд Паса не справедлив?

– Ага. Так и есть, патера, – согласился Зубр и с заискивающей, едва ли не смиренной гримасой подался к Наковальне. – Только ты, патера, вот