Либелломания - Н. Мар

утверждать не берусь. Но это же материя из ничего. Новая диастимагия?

— Мы уже обсудили это по дороге в сквер. Думаем, дело в шамахтоне.

— В чём?

— Это феномен на Острове-с-Приветом. Там в общине поклоняются какой-то древней… твари не твари, интраядерной хтони, отсюда и название. То ли электромагнитная, то ли плазменная форма жизни. Поди-ка изучи… Шамахтон — причина, по которой остров с самого вторжения оставался неприкасаем. Военные туда сунулись раз, получили силовые бури, гром и молнии и оставили общину в покое. Что нам, в самом деле, мало целой планеты? Но некоторым же неймётся.

— Аббенезер и Жуайнифер вместе были на этом острове, — вспомнил Бритц.

— Многие туда летят в обход закона о резервации, чтобы набрать какого-то лечебного пепла. Но главное-то Жуайнифер утаил, да? Они выкрали священное животное островитян, детёныша фламморигамы.

— Да, речь была только про пепел.

— Фламморигамы его и производят. Эти двое не придумали ничего лучше, чем стащить сразу фабрику по производству пепла. Только, кажется, без деревьев с острова ничего у них не вышло, и зверь остался у Абба. Кай, мы думаем, оба они получили бандероли с Острова-с-Приветом, это ближайший источник несусветных странностей, да и мотив налицо. И будут ещё жертвы. Ездили они, по-моему, целой компанией шишек из сейма. Это месть за фламморигаму. Привет с острова настиг Абба где-то в отпуске, а Жуайнифера прямо здесь.

Кайнорт только кивнул и снял бесполезный респиратор. Чувствуя себя клопом, он достал из кабинетной морозилки лидмейстера две банки с кровью и приложил к вискам. Волна была уже рядом. Уже трясло берег.

— Полиция обязательно этим займётся, — продолжал Йо. — Но они пошлют на остров спецагентов с оружейной лавкой за пазухой, устроят маленький пшик в масштабах системы и огромный бдыщ в масштабах Урьюи. Нет, тут надо ювелирно. Если за местью Аббу и Жуайниферу стоят конкретные люди, надо это выяснить. Островитяне агрессивны к официалам, а ты съезди как частное лицо. К тому же репутация предателя эзеров… ну, понимаешь, сыграет в твою пользу там.

— Думаете, я успею представиться, прежде чем они разорвут меня на булыжники?

— Ты от природы обаятелен.

— Я просил без сиропа, Йо.

— Съезди, Кай. Распутай, и ассамблея вернёт тебе прежнее место перквизитора.

— Это щедрое обещание. — Кайнорт катал по лицу и шее ледяные банки. — А вы обладаете этой властью?

— Обижаешь.

Кровь в банках подтаяла, и Кайнорт глотнул прямо из обеих. Его бы сейчас воля, вылил бы остатки себе на лицо и за шиворот. В ушах шумело. Эзеры вышли на улицу, где божественный аромат оказался обычным городским воздухом. Йо-Йо снова распушились.

— У тебя неделя… ладно, плюс дня три, потому что по возвращении из командировки Жуайнифер должен был погостить у нас. То есть до следующих выходных его никто не хватится. Да, а тебя куда сейчас вернуть, на клумбу?

— Спасибо, я сам доберусь, — Бритц опять исполнил «чпх», виртуозный в своей кротости. Кажется, во времена его детства минори даже чихать учили по этикету.

Он ушёл пешком с туфлей в руке. Шмели не переспросили, берётся ли Кайнорт за дело. Но он ведь не сказал нет, а все знали: когда Зверобой не хочет — он так и говорит.

* * *

— А он отгрыз себе лапу.

— Что⁈

— Да. Жвалами, — я помахала руками, скрещивая и разводя их, чтобы показать, как это было.

Мы со Злайей бродили по ухоженным тропинкам предгорья. Был разгар осенней ярмарки в Златопрядном. Шчеры разбросали всюду разрисованные в национальные цвета палатки с флагами отшельфа, а внутри хвалились урожаем. По традиции из овощей собирали мелкие одноразовые игрушки, бытовые приборы вроде сырного тостера, который сам припекал сыр к хлебу, или тыквенной кашеварки. Из фруктов вырезывали картины, панно, портреты на заказ. Шили цветочные платья. Рыбам вживляли киберчипы и заставляли выделывать трюки на потеху детям. С рыбой это я придумала в прошлом году. Селёдка выпрыгивала из воды и ловила мошкару на лету. Джио разрешил, потому что это выглядело патриотично.

Два дня после пожара я не могла прийти в себя. Трясло и выворачивало наизнанку, на меня падало небо, вселенную тянуло в коллапс, миры взрывались, материя аннигилировала. И всё это в глухом молчании. Наверное, легче было бы рыдать, прерываясь на странный смех. Но казалось, что если из меня вырвется хоть звук, хоть слезинка, то всё, чем я склеивала себя шесть лет, рассыплется, и Эмбер Лау развалится на звонкие черепки. Для истерики не хватило ни сил, ни опыта. Злайя и Онджамин боялись моего молчания. В их взглядах читалась борьба с «мы же тебе говорили, что когда-нибудь этим закончится», но победила дружба. Когда меня прорвало, я говорила и говорила о драке. Потому что даже встреча в кофейне, леденящая самые мелкие капилляры, меркла перед потерей мастерской. Исцарапанные пятки и синяк на колене заживали. Тумаки, насколько я могла припомнить, достались исключительно чёрной вдове. Но о мастерской я и думать не могла. Дело жизни, дело новой надежды превратилось в пепел. Я потеряла работу, дом, инструменты, механизмы, изобретения… и целый город вместе с ними.

— Так думаешь, это не Бритц её поджёг?

— У него алиби, — буркнула я.

— Подослал кого-нибудь?

— Не его стиль, Злайя. Это кто-нибудь из тех, кто прознал про махинации со ставками на шиборгов. Меня ведь предупреждали.

— Ох, м-да, — она стойко сдержалась, чтобы не напомнить, что была одной из тех доброжелателей, которых не слушают. — Всё-то тебе не жилось. Лучше бы на свидания ходила.

— В пятницу меня угостили бисквитом с карамельным пралине, оплатили счёт, помогли с пальто и секунд сорок выгуливали под ручку в роскошном сквере. Это считается?

— М-да. А потом пустили шпильку в глаз. Эмбер, у тебя вообще был кто-нибудь, кроме него?

— Нет.

— Но ты хоть пыталась? Шесть лет в городе. Ну, честно.

— Пыталась, — я честно кивнула. — Я что же, неживая?

— И?

— Мне никто не понравился.

— А у тебя всё нормально? За шесть лет я бы уже по потолку бегала, а не ждала любовь всей жизни, чтобы просто снять напряжение.

Будто она знала, о чём говорит, замужняя по большой любви, первой и единственной. От этого разговора мурашки ползли. Злайя никогда об этом прямо не спрашивала, всё надеялась, что я хоть что-то (кого-то), да утаиваю, но