Волкодав - Мария Васильевна Семенова

Быстро подобьем могучих хвостов их украсились ноги,

И разделяться отвыкли колени, обтянуты гладкою кожей,

Руки прилипли к бокам, захотелось нырять и плескаться.

С палубы жаркой нырнули в прохладные волны

Все моряки… Вот откуда пошли в океане дельфины!

– Правду святую говорят люди: «Врёт, как аррант»! – высунулась из-под скамьи рыжая голова Левзика. Как и сам Эврих, сегван только что передал весло напарнику и теперь отдыхал, валяясь на палубе. – У вас, голоногих, только и разговоров, что про Прекраснейшую и других баб!

Эврих не задержался с ответом:

– По мне, лучше воспевать женскую красоту, чем убийства и сражения, как ваши сказители…

– Наши сказители, – рявкнул Левзик, – гораздо лучше ваших! Ваш Царь-Солнце когда-то правил половиной населённого мира, а где он теперь? Ему и свои-то города не особенно подчиняются! Мы же, сегваны, родившиеся на маленьких островах, скоро будем обладать всем тем, что вы потеряли! Вот куда ведут нас наши сказания!

Он свирепо топорщил кудрявую бороду, но Волкодав, сидевший на весле, больше не опасался, что арранта вот-вот придётся избавлять от расправы. То, что происходило, было обратной стороной молчаливости мореходов. Шуточная перепалка, в которой не принято обижаться, даже если тебя прилюдно смешивают с дерьмом. Болтай что угодно, лишь бы от души хохотали и веселились все, кто вместе с тобой взялся измерять грозное море на крохотной деревянной скорлупке и неизвестно, выберется ли на берег живым.

Если тебя втянули в подобную перебранку – считай, приняли за своего. Понял ли это Эврих, Волкодаву знать было неоткуда, но вот смутить учёного арранта оказалось вправду непросто.

– Великие державы суть прах! – назидательно сообщил он Левзику. – Я слышал, длиннобородый Храмн советовал поменьше гоняться за властью и земными благами и больше заботиться о взращении славы, способной пережить людей и народы!

Йарра заворожённо смотрел то на одного, то на другого. Со дня гибели матери и отца никто не разговаривал с ним так много, ни от кого он не узнавал сразу столько важного и занятного. Теперь странно было вспомнить, как поначалу, только попав на этот корабль, он всех боялся и не смел ни на шаг отойти от своих спутников. Если так пойдёт дальше, под самый конец путешествия ему, чего доброго, дадут даже постоять на носу!…

– Храмн ещё говорил, – сказал Левзик, – что славу добывают деяниями, а не пустой болтовнёй. Вот слушай, малец, откуда на самом деле берутся дельфины. У Повелителя Глубин есть жена, чьё имя столь же священно и непроизносимо. Верные люди называют Её почтительным прозвищем: Бездна…

– Что можно истолковать очень по-разному… – вставил Эврих. На всякий случай он произнёс это вполголоса, однако люди услышали, и от хохота у гребцов чуть не вывалились вёсла из рук. Самым осторожным, усмотревшим в словах Эвриха излишне дерзкий намёк, велели протереть глаза и увидеть, как улыбается море. Неужто Богиню, породившую столь многие жизни, обидит восхваление Её женского естества?…

– Так вот, Бездна каждый день раскидывает по Своим владениям предивную сеть, – продолжал Левзик, когда хохот утих. – В эту сеть попадают отважные воины, павшие в морских боях. Их тела не познали объятий погребального пламени, а значит, достойные души не могут пока вознестись в Обитель Храмна, за пиршественные столы.

Йарра кивнул с полным знанием дела. На его родине бытовали сходные представления.

– Милостивая Богиня дарует им плоть и облик дельфинов и посылает присматривать за нами, мореплавателями. Оттого и бывает, что они спасают терпящих кораблекрушение. И ещё, – тут Левзик победно покосился на Эвриха, – ни один островной сегван, даже помирая от голода, никогда не обидит дельфина. В отличие от всяких там голоногих!…

– Волкодав великий воин, – сказал Эврих юному итигулу.

– Волкодав очень хорошо дерётся, – степенно подтвердил Йарра. – Я видел. В «Зубатке», когда приходили выгонять его вон.

Венн грёб, слушая их разговор, и на всякий случай помалкивал. Он не сомневался, что Эврих готовился в очередной раз над ним подшутить.

– Я не о том, – сказал молодой аррант. – До сегодняшнего дня он ни разу не вращал весла на «косатке», а посмотри, как гребёт! Надо быть великим воином, чтобы вот так сразу постигнуть незнакомое дело!…

Йарра подлез под руки Волкодава, устроился рядом с ним на скамье и повторил, как о заветном:

– Я тоже стану великим воином и пойду среди мужей, когда Элдаг Быстрый Клинок поведёт нас истреблять шанов… да исчезнет их имя из разговоров мужей! Мы очистим от них нашу священную землю и не оставим никого, способного продолжить мерзостный род! Вождь Элдаг носит старинный кинжал с рукоятью из бирюзы. Если время от времени не смачивать её шанской кровью, бирюза начнёт трескаться и тускнеть…

Волкодав, почти весь день упорно молчавший, при этих словах неожиданно спросил его:

– А ты хоть раз видел поселение, вырезанное до последнего человека?

– Нет, – озадаченно ответил Йарра, – не видел, но когда мы…

– А я видел, – перебил венн. И слышалось в его голосе нечто такое, отчего воинственный маленький горец вмиг понял: надо сидеть смирно и слушать. И головой по сторонам не вертеть, даже если опять появятся дельфины. – Я был в Саккареме, когда тамошние жители восставали против своего шада, – угрюмо и тяжело продолжал Волкодав. Он говорил на языке Шо-Ситайна, чтобы Йарра хорошо понимал его. – Шад Менучер расправлялся с восставшими безо всякой пощады. Мы с моей Наставницей забрели однажды в деревню, где накануне побывал отряд «золотых»…

– Это отборные наёмники, ближняя охрана саккаремских правителей, – тихо пояснил Эврих. Он тоже навострил уши, ибо этими воспоминаниями венн никогда с ним не делился. Эвриху вдруг подумалось, что венн вообще к себе в душу его не очень-то допускал…

– Деревня была большая и богатая, – орудуя веслом, медленно говорил между тем Волкодав. – Наверное, больше сотни дворов.

– У нас в… – начал было Йарра, но Эврих толкнул его под рёбра, и мальчик смущённо умолк.

– Когда мы с Наставницей вышли из тростников, между дворами ходило всего несколько человек, – сказал Волкодав. – Родственники и друзья из соседнего селения, пришедшие узнать, что случилось. Они не могли дать каждому умершему погребальный костёр, потому что на это во всей округе не хватило бы дров. Они выкопали возле старого