Солнцеворот желаний - Даша Игоревна Пар

Не сразу, но я поборола свой страх и вошла внутрь, напрягая пальцы и призывая ариус. Белая тьма подсветила стены, зараженные плесенью и разноцветным грибком, который, как плющ, спускался вниз, разрушая штукатурку и создавая причудливые узоры, формой напоминавшие разнообразные цветы. Поднявшись на второй этаж, я разыскала нужные комнаты и с помощью ариуса аккуратно выбила дверь, немилосердно расчихавшись, когда взметнулась серая пыль. Расчесывая глаза до красноты, переступила порог, оступившись и чуть не упав: в потолке и полу оказалась приличных размеров дыра – что-то проломило крышу. Я удивилась, что родители девочки предпочли остаться в этих апартаментах. Видимо, дела у них и вправду были совсем плохи, раз они жили в таких развалинах. Даже летний зной не спасал от стылости мертвого дома.

Здесь было всего несколько комнат: чистая, ухоженная кухонька, небольшая общая спальня со сваленными в одну кучу тюфяками с протухшей соломой. От них шел зловонный аромат, и мой завтрак тотчас попросился наружу. Я забыла, что девочку нашли рядом с мертвецами. Совсем забыла, что здесь гостила смерть. Осознание этого сделало обстановку совсем гнетущей, и каждый шорох, каждый стук или скрип скручивал нервы в болезненный узел.

От отвращения сводило живот, и я старалась лишний раз ничего не трогать. Хотя пришлось перебрать несколько кучек одежды и какой-то ветоши, прежде чем наткнулась на тряпичную куклу Макру. Мне повезло, игрушка не сильно пострадала, и медсестра Месария сможет ее отмыть и немного заштопать, прежде чем отдать ребенку.

Проведя рукой по красным волосам-ниточкам и разглядывая крупные черные глаза-пуговицы, я вспоминала свою куклу. У меня была красивая, из настоящего фарфора – подарок от родственников отца. Я не могла играть с ней, как с другими игрушками, – только под присмотром няньки. Но все равно любила ее. У нее была белая кожа и румяные щечки. Настоящая кэрра – не то, что я. Жаль, что мама продала куклу, когда отца не стало. Мне было всего десять. Горькая потеря.

Эта девочка не намного младше, чем я тогда была, а осталась совсем одна, как и другие сироты. Я почувствовала себя лучше, подумав, как она обрадуется, когда увидит любимую игрушку.

* * *

Завернув куклу в чистую тряпку, я вышла из дома, щурясь после тьмы от яркого света. Сложно понять, сколько я отсутствовала, но нужно было спешить, иначе Аксель догадается, что я удрала из больницы. Теперь, когда знала, где нахожусь, поняла, что и до больницы не так далеко, если не плутать дворами, а идти между домами, забирая вправо.

Зайдя за угол и миновав стоящие наискосок дома, увидела вдалеке сизые от яркого солнца очертания больницы. Если приглядеться, можно было даже различить окна детского отделения.

Я сделала не больше десяти шагов, когда сзади послышался громкий шум, будто что-то большое упало вниз. Обернувшись, взглядом наткнулась на отвалившийся от стены дома кусок, вокруг которого поднялись клубы пыли. Заметила убегавшего человека, едва не попавшего под обвал. А потом уже мой взгляд остановился на самом здании и той картине, что была нарисована на нем, занимая полностью всю боковую стену.

Это была женщина в белом балахоне, раскинувшая руки в стороны, босая, парящая среди облаков. Ее темные волосы развевались вокруг запрокинутой головы, рот был приоткрыт, а глаза закрыты. Казалось, она улыбалась чему-то далекому, совсем как белые облачка на голубом фоне вокруг нее. Таким же белым, но более блестящим был сделан дым, обвивавший ее талию, спускавшийся к ногам и выглядевший как крылья, позади женской фигуры. А сверху повторявший очертания головы дракона, смотрящего в темное небо с горящими звездами.

– Святая Клэрия, – прошептала я негромко, а меня поправили:

– Нет. Святая Селеста, покровительница больных, – знакомый голос прозвучал совсем близко. Повернувшись, увидела рядом задумчивого Кукулейко, с хитринкой на губах изучавшего рисунок. – Неплохо получилось. Краски такие сочные, насыщенные. Ее недавно нарисовали. Видимо, до людей дошли слухи о том, что ты делаешь в больнице. Заметила отметины на ладонях? Следы от порезов. Тот, кто рисовал это, знал, как именно ты лечишь детей.

– И поэтому нарисовал внизу маленьких драконят? Слишком много чести для парочки исцеленных детей. Я и вполовину не так хороша, как Клэрия. Ей не надо было себя калечить, чтобы спасать жизни, – ответила я с горечью.

– Ну, ты слишком строга к себе. Клэрия не сразу научилась лечить. Прошли годы, прежде чем она в совершенстве освоила свой дар. И она была не одна. У нее был хороший учитель.

– Учитель?

Кукулейко повернулся ко мне и взмахом руки воссоздал давешний сверкающий шар. Кажется, он хотел что-то этим сказать, и я внимательно уставилась на блестящие разряды, разлетающиеся во все стороны. На мгновение показалось, что углядела черные провалы среди белых облаков, но они исчезли, а я ощутила на себе тяжелый взгляд. Подняв голову, столкнулась глазами с шаманом. Он был серьезен, как никогда.

– Этого нет ни в книгах, ни в преданиях, но он был. Колдун, который обращался внутрь себя за магией и который смог научить ее поступать так же. Ведь сила ариуса – это не заклинания или пассы руками, это магия души. Того, что внутри. Вытащить ее на свет – настоящее испытание.

– Ты хочешь научить меня этому? – я осторожно отошла назад. В голове были свежи воспоминания о другом существе, желавшем стать моим учителем.

Кукулейко резко хлопнул в ладоши – и шар пропал, а вместе с ним взметнулись голуби, разлетаясь в разные стороны над нашими головами. Откуда-то потянуло холодом, и я поежилась, вспоминая, что мне нужно спешить в больницу, а стоять здесь, на открытом пространстве, в компании опального шамана – не самая лучшая идея.

– Король будет против. Вы оскорбили его. И сильно.

– Заносчивый мужчина. Ему не нравится, когда говорят правду. Особенно когда она звучит в присутствии его подданных. Но разве ты считаешь, что я был неправ?

Кукулейко имел наглость сказать, что объявлять помолвку с молодой вдовой лучшего друга – это оскорбление его памяти. Более того, в весьма туманных выражениях намекнул, что в курсе заключенной сделки и что запланированный брак не совсем доброволен. При этом обращался к Никлосу запанибратски, будто тот всего лишь мальчишка. Это сильно не понравилось королю, и он приказал выпороть шамана за дерзость, а после – изгнать из столицы. Присутствие Кукулейко на этих улицах – прямой вызов королевскому приказу.

В глазах мужчины было нечто такое лукавое, что я согласно улыбнулась. Он все видел через призму насмешек. И, кажется, мне это нравилось.

– Я не назову тебя учителем.