Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

С этими мыслями Шелк подошел к рукаву и осмотрел его. Вопреки его опасениям, парусина оказалась довольно тонкой, однако прочной, почти новой на вид. В карманах лежали только четки да носовой платок – единственное, что схватившие его позволили сохранить при себе. Поразмыслив, Шелк попробовал вспороть парусину отсоединенным от пустотелого креста Паса лучом, но самый острый его уголок лишь беспомощно скользил по поверхности ткани. Проклятие… отчего он, подобно многим, не завел привычки носить с собой небольшой нож как раз для подобных случаев? Впрочем, если бы и завел, нож, вероятнее всего, отняли бы вместе со всем остальным…

А если б даже не отняли, там, наверху, у трапа стоит часовой. Пусть даже ему удастся проделать в парусине дыру и расширить ее настолько, чтоб пролезть внутрь, часовой почти наверняка схватит, а то и застрелит его, стоит только высунуться из рукава. Вне всяких сомнений, Саба опасается, что пленникам придет в голову взломать один из люков, однако трап, пусть даже охраняемый единственным птероштурмовиком, неприступен, пока у часового не кончатся боеприпасы, а ведь остальные, услышав стрельбу, придут часовому на помощь задолго до этого. Да, люками пленники Сабы до сих пор не воспользовались… однако логика Сабы сковывала его, Шелка, по рукам и ногам, точно он – всего-навсего один из ее объектов.

Покачав головой, он пересек палубу и подошел к ближайшему канату. Свитый из множества жил, канат не уступал толщиной юному деревцу, а грубостью – коре едва ли не всех деревьев вообще. Однако самым примечательным оказалось другое: продетый сквозь исполинских размеров рым-болт, канат в значительной мере отклонялся от вертикали.

Сняв ризы, Шелк перекинул их через плечо и затянул узлом у пояса. Едва завершив молитву и начав подъем, он обнаружил, что карабкаться вверх относительно просто: мальчишкой ему доводилось одолевать шесты и деревья намного сложнее. Тут главное – сосредоточиться только на канате и не забыться, не бросить взгляд вниз, в сторону невероятно далекой равнины из снежно-белых облаков.

Ну что ж, хвастался перед Бивнем мастерством в лазаньи, признавая первенство только за обезьянами, – пришла пора оправдывать похвальбу!

Помнится, Кошак скучал по обществу дрессированного бабуина… а что бы подумал Бонго, увидев, как он, стуча зубами, цепляется за канат взмокшими от страха ладонями? Интересно, умеют ли бабуины смеяться?

Между тем воздушный корабль словно бы принял немного левее. Взгляд вниз – верная гибель, но если взглянуть вверх?..

Рокот двигателей сделался громче. Да, разумеется, теперь они несколько ближе, но обольщаться не стоит: вскарабкался он не так уж и высоко.

Продольная ось воздушного корабля, держащего курс к югу, неизбежно должна пересекать огромный золотой стержень солнца поперек. Если, рискнув (хотя тут риск не слишком велик) оторвать взгляд от троса, взглянуть вверх, солнце наверняка покажется вон там, чуть в стороне от громадного корпуса, к которому подвешена гондола…

Ненадолго остановившись, чтобы дать отдых ноющим мышцам бедер, Шелк поднял взгляд. В каком-то десятке кубитов над головой канат уходил в чудовищное чрево основной части воздушного корабля, а чуть выше, в проеме, виднелась балка, к которой он был прикреплен.

– Врозь, крыса вица, мне плащ!

– Клещ?! – Сморгнув слезы, Гиацинт уставилась на крохотного катахреста во все глаза. – Клещ, как ты, скажи на милость…

Чистик вручил зверька ей.

– В окно влез, а, шпанюк мелкий? Экий фартовый кот-форточник, а?

– Лещ с коза: крыса вица пут? – объяснил Клещ. – А Листик с коза: пут, пут! А Лещ… грянь псиц!

– Глянь, девочка! – Малыша-катахреста летящий впереди Шелка Орев внимания не удостоил. – Глянь, Чистик!

Чистик в изумлении выругался. Гиацинт, уронив приземлившегося на лапы Клеща, бросилась к Шелку в объятия.

Далекий предостерегающий вопль Бивня не значил для Шелка, забывшегося в наслаждении поцелуем настолько, что он почти не чувствовал ни правой ноги Гиацинт, обвившей его левую, ни ее чресл, трущихся о его чресла, ровным счетом ничего.

– И чего? – откликнулся откуда-то с Восточного полюса Чистик. – Идут, и пускай идут!

Спустя целую вечность в царстве любви кто-то настойчиво постучал по плечу Шелка, и Гиацинт тут же подалась назад.

– Кальд Шелк?

Резкий голос принадлежал сухопарой, жестколицей, лет сорока с небольшим тривигантке в офицерских чинах. Обернувшись, Шелк озадаченно заморгал: определенно, он знает ее… но откуда?

– Ты – кальд Шелк. Давай не будем напрасно тратить время на отговорки.

– Да, это я.

Еще секунда, и мозаика воспоминаний наконец-то сложилась в нечто цельное: рука с бокалом вина; прямая, словно ствол пулевого ружья, спина…

– Майор Хадале, это моя жена, Гиацинт. Гиацинт, дорогая, позволь представить тебе майора Хадале, одну из самых доверенных офицеров генерала Сабы. Любезно составившую мне компанию за ужином в фельксицу, как раз перед нашим воссоединением.

Орев настороженно смерил Хадале взглядом.

– Девочка… Хор-рошая?

Майор повернулась к лейтенанту, державшейся от нее справа.

– Значит, ты заходила за ним сюда час назад и не нашла его?

Застывшее, точно камень, лицо лейтенанта даже не дрогнуло.

– Так точно, твое превосходительство. Его здесь не оказалось. Внешность его мне известна. Я осмотрела всех пленных в гондоле, однако его не нашла.

Хадале взглянула на штурмовика с пулевым ружьем.

– Давно ли ты на посту?

– Позволь, – начал Шелк, – я все…

– Минуту. Давно ли ты на посту, Матар?

Караульная вытянулась в струнку.

– Отстояла почти всю вахту, твое превосходительство!

Тем временем Чистик что-то шепнул Шелку на ухо, но Шелк, если и расслышал сказанное, не повел в ответ даже бровью.

– Сейчас ты спросишь ее, не покидал ли кто-либо этой гондолы, – заговорил он, обращаясь к Хадале. – Она ответит «нет», после чего, полагаю, вы с лейтенантом обвините ее во лжи. Не могли бы мы…

– Перед тем как спуститься сюда, я спросила, не видела ли она кого-нибудь, – перебила его Хадале. – Она ответила: да, видела виронского священнослужителя, спустившегося в гондолу и имевшего при себе приказ генерала Сабы, позволявший туда пройти. Все верно, Матар?

– Так точно, твое превосходительство.

Шелк выудил из кармана сложенный лист бумаги.

– Вот он. Желаешь взглянуть?

– Нет! – в гневе прорычала Хадале, выхватив у него бумагу. – Я желаю оставить его у себя. И оставлю. Сейчас ты, кальд, аккуратно напомнил мне, что я была твоей гостьей. Что ты радушно встретил меня и на славу угостил. И это ставит меня в весьма неловкое положение…

Запнувшись, она обвела взглядом собравшуюся вокруг толпу.

– Прочь отсюда! Всем до единого отойти в дальнюю часть гондолы!

Чистик с улыбкой покачал головой. Шкиехаан потянул Шелка за рукав риз.

– Думаешь, время? Если нет, останови их.

– Разумеется, ты совершенно прав. – Шелк вскинул руки над головой. – Чистик! Слушайте все! Ступайте туда. Да, вы весьма отважны, а их всего трое, но на борту по меньшей мере еще сотня бойцов!

С этим он взял Гиацинт за руку.

– Пр-рочь! – поддержал его Орев.

– Слышали, что говорит птица? – сухо, строго, точно наставница, призывающая класс к порядку, прибавила майтера Мрамор. – Ночные клушицы посвящены самому Тартару! Верьте в Тартара!

– А я говорю от имени богов, –