Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

его все труднее и труднее. Солнце откликается на команды гораздо хуже прежнего, гораздо хуже, чем во времена моего отца. Еще одна трудность – аккумуляция тепла, поскольку эффективность охлаждения снизилась до недопустимого уровня. Возможно, Майнфрейм будет вынужден погасить солнце. Погасить… так ведь у вас говорится? Обесточить. Нас он предостерег, и мы подготовились к этому как сумели.

Новоприбывший поставил бокал на поднос.

– От твоих рассказов и без выпивки голова кругом…

Поднявшись, он подошел к небольшому зарешеченному проему в железной двери.

– Эй, Квакша!

– Ты думаешь, что я тебя обманываю. И сейчас попросишь, чтоб меня удалили.

Новоприбывший повернулся к нему.

– Мне эта койка в две карточки обошлась, а ты, кажись, сбрендил. Вот, для примера, говоришь, будто чересчур жарко становится. Во всем круговороте чересчур жарко, так?

– Да, – кивнув, подтвердил Шкиехаан. – Эта проблема не единственная, но самая серьезная.

– И потому вы собрались отключить охлаждение…

– Нет, нет! Солнце. Пока Круговорот не остынет. Только пойми: сделаю это не я. Мне такое не под силу. Этим, если другого выхода не найдется, должен распорядиться Майнфрейм. Тогда повсюду станет ужасно темно.

– Потому что в круговороте становится чересчур жарко? – Новоприбывший прошел к окну. – А выгляни-ка наружу. Вот это вот, белое – снег.

– Ты не поверишь мне, – вздохнул Шкиехаан, пристально изучая грубое, обросшее щетиной лицо новоприбывшего в надежде на проблески доверия. – Что ж, осуждать тебя я не могу, однако ты накормил меня и был ко мне добр – зачем мне тебя обманывать? Устроить зиму в этом году оказалось задачей крайне нелегкой. Майнфрейм старался изо всех сил, а сколько вылетов нам пришлось совершить!..

– То есть зиму надо устраивать, и это все, – новоприбывший указал на окно, – устроено стараниями Майнфрейма? А я всю жизнь думал, зима – дело естественное. Природное.

– «Природный» – расхожее определение процессов, непонятных для говорящего, – устало пояснил Шкиехаан. – Из-за того, что Майнфрейм старался устроить эту зиму, солнце уже однажды пришлось погасить. Способ, нужно заметить, нештатный.

– Ага, слыхал я об этом, слыхал, – подтвердил новоприбывший, утратив изрядную долю уверенности в своей правоте. – Потом солнце засветилось снова, только по первости чересчур ярко. Деревья и прочее кое-где подожгло. Один знакомый шпанюк насчет этого спрашивал у патеры. У кальда Шелка. Тот сказал: это, мол, еще один бог говорит с нами, и он вроде бы знает, который, только имени его не назвал.

– Нет, боги тут ни при чем, – заверил его Шкиехаан. – Просто солнце надлежит перезапускать на максимуме энергии.

– Ну как там ни будь, здесь ты не из-за этого… – Новоприбывший, стащив через голову рубашку, остался в нижней рубахе из красной шерсти, но тут же избавился и от нее. – Стало быть, Майнфрейм велел тебе отыскать этого шпанюка, Чистика?

В дверном оконце появилось лицо надзирателя.

– Чего тебе?

– До Рысака сбегать надо, – ответил новоприбывший, вручая ему две карточки. – Скажешь ему: придет кто из моих друзей, первая за мой счет. А им всем пускай передаст: я скоро вернусь, увидимся в «Петухе». Все ясно? Давай, живой ногой!

– Бу-сделано. А тебе там что, никак жарко стало?

– Чесотка одолела. Беги к Рысаку, а после у меня, может, еще работенка тебе найдется.

– Известно ли здесь… пойми, я вовсе не хочу оскорбить твои религиозные чувства, – заговорил Шкиехаан, как только надзиратель ушел.

– Не оскорбишь, – успокоил его новоприбывший. – Нету их у меня. Вот вера есть, да, но – это вещи разные.

– Известно ли здесь, что все боги есть Майнфрейм?

На этом Шкиехаан умолк, с некоторой тревогой ожидая взрыва, но взрыва не последовало, и тогда он продолжил:

– И в той же мере Майнфрейм есть все боги. Мои указания получены от его темного аспекта, на вашем языке именуемого Тартаром.

Новоприбывший связал рукава нижней рубахи вокруг одного из железных прутьев и пропихнул ее за окно.

– Слышь, Сверху… чего ж ты сразу-то не сказал?

Подобрав с подноса вилку, он принялся гнуть ее зубья могучими пальцами.

– Да, как тебя вправду кличут?

– Шкиехаан. А как называть тебя?

– Пока не скажу. С этим мы, Шкиехаан, давай погодим, а то у нас, я так смекаю, дела пойдут куда медленней. Знаешь, где в этой двери замочная скважина? Ну хоть примерно?

Шкиехаан кивнул.

– Вот и козырно. Гляди сюда. Видишь, я этот зуб так занятно скрутил, а два других отогнул в сторонку, чтоб не мешались? Теперь от тебя требуется руку в окошко просунуть. Сам бы, наверное, справился, кабы маслом грабку натер, но тебе-то куда как проще. Нащупай пиявкой – вот этим, скрученным зубом – замочную скважину, сунь пиявку в замок и поверни.

Шкиехаан неуверенно принял у него вилку.

– Ты хочешь сказать, она отопрет дверь… но ведь тебе неоткуда это знать!

– Еще чего – неоткуда! Я ж видел ключ, когда меня впускали сюда, а как устроены эти замки, знаю отлично. Я вообще устройство чего угодно с первого взгляда пойму, так что давай, шевелись. Нас снаружи небось заждались уже.

Шкиехаан вновь медленно кивнул.

– Тогда ты будешь свободен, а я смогу продолжить поиски Чистика, только в такой одежде, не зная обычаев вашего города…

– Ничего, мы о тебе позаботимся, – оборвал его новоприбывший. – И об одежке, и обо всем остальном, и как держаться, научим, лады? Давай!

Поднявшись на цыпочки, Шкиехаан сумел просунуть руку меж двух прутьев. Странно скрученный зубец вилки скрежетнул о дверь, нащупал пластину замка, заскрежетав о пластину замка, отыскал замочную скважину.

– Боюсь ее выронить, – сообщил Шкиехаан новоприбывшему, – но постараюсь…

Замок подался, провернулся.

– Открылось!

– Еще б не открылось.

Стоило Шкиехаану вытащить руку из оконца, новоприбывший толчком отворил дверь.

– Идем. Наружную дверь уже пара бабцов-штурмовичек стережет, так что ходу, ходу! В одеяло закутайся, чтоб штанов видно не было.

Миновав коридор, оба спустились по лестнице и подошли к массивной железной двери.

– По-хорошему, им бы и внутри караулы расставить надо, только они ж рассудили, что тут одни буяны да честные граждане, а стало быть, ничего этакого не стрясется. Однако что бы ни затевалось, как только какой-нибудь олух подумает, будто беды ждать неоткуда, тут-то все псу под хвост и пойдет.

– Да, это я понимаю прекрасно, – откликнулся Шкиехаан, едва не добавив, что сам оказался таким олухом только вчера.

– Только я сейчас тоже так думаю: поневоле приходится. Они там, за дверью, при ружьях, и если сразу дать драпа, нас шпокнут наверняка. Запоминай: идем спокойно, как ни в чем не бывало – идем, идем, переходим улицу, и, может, тогда у нас дело выгорит. Если вдруг заорут или скажут чего, останавливаться не вздумай. Даже не оглядывайся, уловил?

– Да. Постараюсь.

– Вот и козырно.

Новоприбывший припал ухом к железной двери.

– Пока держишься как сказано, ни о чем не волнуйся. Остальное – забота наша.

За сим последовала долгая пауза, и, наконец, новоприбывший сказал:

– Вроде все тихо. Готовься.

Казалось, дверь распахнулась слишком, сверх меры резко. Наполовину ослепленный лучами зимнего солнца, Шкиехаан, держась рядом с новоприбывшим, шагнул за порог и уголком глаза заметил громадного