Рыцари Кристаллии - Брендон Сандерсон

Граг: По тону твоего голоса я понял, что ты беспокоишься о моем здоровье. Я тут булыжник себе на ногу уронил, валяй оказывай помощь!

Блорг: Эх, вот есть же у нас в языке повелительное наклонение, надо будет придумать еще грамматические формы для удобства беседы! Что-то такое простое, чтобы легче коммуницировать…

Граг: Смотри-ка, тебе сейчас птеродактиль голову отжует!

Блорг: Да, ты совершенно прав! Ой!

И вот наконец появился Сократ, изобретатель вопросов, после чего беседы ребят вроде Грага с Блоргом вмиг стали гораздо изящнее…

Короче, ребят, я опять вру.

Сократ, конечно, вопросительной формы не изобретал. Он просто ее здорово популяризировал с помощью приема, который мы до сих пор зовем сократовским методом. И вдобавок он научил людей вопрошать буквально обо всем. Сомневаться и ничего не принимать на веру просто «потому что».

Спрашивай. Удивляйся и думай. Вот он, обещанный четвертый ответ на вопрос «Что мне делать, чтобы помочь в борьбе со злыми Библиотекарями?». Думайте! И приобретайте побольше моих книг. (Или об этом я уже упоминал?)

* * *

– Так кто хоть он, этот принц, что закатывает званый обед? – спросил я, пока мы с Гималайей и Фолсомом тряслись в конной повозке.

– Сын Верховного короля, – пояснил Фолсом. – Райкерс Дартмур. Из семи корон я бы дал ему пять с половиной. Он обаятелен и дружелюбен, но отцовской искрометности ему не досталось.

В который уже раз я задумался о том, чего ради Фолсом постоянно ведет какие-то личные рейтинги. И я не удержался и все-таки спросил:

– Почему ты, брат, всему присваиваешь какие-то звездочки и короны?

(Спасибо, старина Сократ!)

– Есть такое, – согласился Фолсом. – Что с меня взять, я же критик.

– Правда, что ли?

Он с гордостью кивнул:

– Ведущий литературный критик газеты «Налхалла день за днем». А еще я штатный игровой сценарист!

Надо было мне предвидеть что-то подобное. Я ж говорил: все Смедри так или иначе привержены искусствам и науке. Просто тут передо мной был тяжелейший случай из всех. Я отвел глаза, говоря себе, что впредь нужно будет получше следить за языком.

– Стекляшки битые! – воскликнул Фолсом. – Ну почему люди, как узнают, принимаются вот так себя вести?

– О чем ты? – спросил я, старательно притворяясь, будто совершенно не притворяюсь.

– Как узнают, что говорят с критиком, тут же беспокоиться начинают, – пожаловался Фолсом. – Неужели не понимают, как трудно их адекватно оценивать, когда они перестают вести себя естественно?

– Оценивать? – У меня аж голос сорвался. – Так ты и меня постоянно оцениваешь?

– Ну конечно, – признался Фолсом. – Все друг дружку оценивают. Мы, критики, всего лишь обучены говорить об этом вслух.

Утешил, называется. На душе стало еще тоскливее. Я покосился на книгу с яркой обложкой. «Алькатрас Смедри и разводной ключ»… Значит, Фолсом со мной разговаривает, а сам знай прикидывает, насколько я соответствую образу героя какой-то там книжонки?

– Ты только не переживай по этому поводу, – посочувствовала Гималайя. Она сидела на скамье рядом со мной, и мне было не по себе от ее близости, поскольку я ей совершенно не доверял. Какой обман у нее на уме?

– Что вы имеете в виду? – спросил я.

– Да книжку, – сказала она, указывая рукой. – Перед нами выставочный экземпляр бездарности, и это, должно быть, тебя беспокоит!

Я заново присмотрелся к обложке.

– Да ладно. Не знаю, может, все совсем не так плохо…

– Алькатрас, ты скачешь на пылесосе!

– О да, это благородный скакун. По крайней мере, выглядит таковым!

Где-то глубоко внутри меня – примерно там, где улеглись начос, съеденные на ужин несколькими неделями ранее, – частица моего сознания вынужденно признала, что Гималайя была права. Книжка действительно выглядела глупо.

– Хорошо еще, что данный экземпляр принадлежит Фолсому, – продолжала Гималайя. – Не то пришлось бы, открывая ее, всякий раз выслушивать отвратную музыкальную тему. Фолсом всегда убирает музыкальную пластину, прежде чем открыть книгу и приступить к чтению.

– Зачем? – спросил я разочарованно. Надо же, у меня музыкальная тема есть, а послушать не получается!

– Ага! – Фолсом потер руки в предвкушении. – Приехали!

Я вовремя вскинул глаза. Наш экипаж остановился у высоченного замка с красными стенами. Перед ним раскинулась просторная зеленая лужайка (такая, знаете, в беспорядке уставленная статуями древних людей, потерявших разные части тела), а возле входа дожидались владельцев многочисленные кареты. Наш возчик доставил нас прямо к парадным воротам, у которых дежурили несколько мужчин самого дворецкого вида (если что, это от слова «дворецкий»). Один из них подошел поинтересоваться, есть ли у нас приглашение.

– Нет у нас приглашения, – краснея, признался Фолсом.

– Что ж. – Дворецкий вытянул руку, указывая. – Господа, выезд вон там, просто повернете и…

– Мы не нуждаемся в приглашениях, – перебил я слугу, собрав волю в кулак. – Я – Алькатрас Смедри!

Дворецкий смотрел на меня ничего не выражающим взглядом.

– Уверен, так оно и есть. Выезд…

– Не пойдет, – сказал я, поднимаясь. – Я серьезно. Я – это он, посмотрите!

И показал ему книгу с обложкой.

– Сомбреро не вижу, – невозмутимо выдал дворецкий.

– А без него не похож?

– Согласен, некоторое сходство есть, но я ни за что не поверю, чтобы величайший герой старинной легенды вдруг обрел плоть и кровь и решил попасть к его высочеству на званый обед.

Я моргнул. Сколько себя помню, никто еще не отказывался признавать, что я – это я.

– Ну, меня-то вы точно узнаете, дорогой, – сказал Фолсом, подходя и становясь рядом со мной. – Фолсом Смедри!

– А-а, критик, – буркнул дворецкий.

– Так точно, – отрезал Фолсом.

– Тот самый, что разнес в пух и прах последнюю книгу принца.

– Я… всего лишь дал его высочеству несколько конструктивных советов, – возразил Фолсом и опять покраснел.

– Постыдились бы использовать лже-Алькатраса с целью оскорбить его высочество в его собственном доме. Так вот, господа, выезд вон там, и вам следует…

Мне это все начало надоедать. И я сотворил первое, что пришло на ум. Я сломал, то бишь порвал одежду дворецкого. Оказалось, сделать это совсем легко. Мой талант не всегда хорошо управляем, но мощи ему не занимать. Я просто дотянулся рукой и прикоснулся к рукаву дворецкого, посылая в его рубашку разрушительный импульс. Когда-то прежде одежда просто облетела бы нитками, но я поднаторел в управлении своими способностями. Для начала я заставил белую ливрею стать розовой и только потом вынудил развалиться.

Дворецкий остался стоять в нижнем белье, замерев с рукой на отлете. Ливрея розовыми клочьями валялась у его ног.

– Ну коли так шутить изволите, – прервал он наконец молчание, – добро пожаловать, лорд Смедри. Позвольте проводить вас на прием.

– Благодарю вас, – произнес я, выпрыгивая из коляски.

– Действительно, это оказалось просто, – сказала