Суровая расплата. Книга 1: Тень среди лета. Предательство среди зимы - Дэниел Абрахам

class="p1">Он немного растерялся, но на приветствие ответил.

– Простите, кажется, я забыл ваше имя.

– Мы не знакомы. Меня зовут Киян. Итани мне все про вас рассказал.

Маати только через пару вздохов понял, что означают ее слова. Женщина кивнула, словно прочитав его мысли. Тогда Маати подошел к ней ближе, глянул назад, потом ей за спину – убедился, что они одни.

– Мы хотели послать охрану для вашего сопровождения, – сказала Киян, – но не смогли придумать, как подойти к вам, чтобы вы не приняли вооруженных людей за наемных убийц. Вот я и предположила, что одной безоружной женщины будет достаточно.

– И оказались правы, – кивнул Маати и через паузу добавил: – Я, по-вашему, наивен?

– Немного.

– Прошу, отведите меня к нему.

Сумерки уже окрасили небо в зеленовато-синий цвет. На востоке мерцали над вершинами гор первые звезды, а башни поднимались к самым облакам.

Маати с Киян шли очень быстро. Она молчала, а он не пытался ее разговорить, ему и без того было над чем подумать. Так и шагали плечом к плечу по темнеющим дорожкам. Киян, если кто-то обращал на них внимание, кивала и доброжелательно улыбалась. А Маати думал: сколько людей будут рассказывать о том, что поэт покинул Совет с какой-то женщиной? И часто оглядывался. Никого подозрительного не заметил, но даже у самой границы дворцового городка прогуливалось довольно много людей, так что не было уверенности в отсутствии слежки.

Когда приблизились к чайной, где в окнах горели лимонные свечи, отгоняющие мошкару, Киян уверенно поднялась на широкое крыльцо, навстречу теплу и свету.

Хозяин, похоже, ждал: Маати и Киян сразу отвели в заднюю комнату, где на столе стояла бутылка красного вина и блюда с жирным сыром, черным хлебом и первым летним виноградом.

Киян присела к столу и указала на скамью напротив.

Маати сел, а Киян отщипнула две маленькие ярко-зеленые виноградины, положила их в рот и скривилась.

– Кислые? – спросил Маати.

– Еще неделька, и можно будет есть. Вас не затруднит передать мне хлеба с сыром?

Пока Киян подкреплялась, Маати наполнил свою пиалу. Вино было добрым, с насыщенным ароматом. Маати чуть приподнял бутылку, Киян в ответ отрицательно покачала головой.

– Он к нам присоединится? – спросил Маати.

– Нет. Просто посидим тут немного – надо убедиться, что мы никого к нему не приведем.

– Очень умно – тактика настоящих заговорщиков.

– Вообще-то, я в таких делах новичок, но быстро учусь и прислушиваюсь к советам опытных людей.

У нее была хорошая улыбка. Маати не сомневался в том, что именно об этой женщине говорил Ота, когда его в цепях уводили из садов. Его любимая женщина, защитить которую он просил.

Поэт попытался найти что-то общее с Лиат – разрез глаз, форму скул… Ничего. Хотя, возможно, он просто не смог разглядеть схожесть.

Киян словно почувствовала не самый обычный интерес и приняла вопросительную позу.

Маати тряхнул головой:

– Просто вспоминаю былые времена.

Только она собралась о чем-то спросить, как в дверь тихо постучали и в комнату вошел хозяин чайной с объемистым свертком. Киян встала, забрала сверток и приняла не очень ловкую из-за этой вещи позу благодарности.

После ухода хозяина, так и не проронившего ни слова, Киян раскрыла сверток – это оказались два плаща с капюшонами из тонкой серой ткани. Один она вручила Маати, второй надела сама.

Когда уже были готовы уходить, Киян неловко порылась в двойном рукаве и положила на стол четыре полоски серебра.

Увидев по лицу Маати, что он удивлен, объяснила:

– Мы не просили о еде и вине, а недоплачивать грубо и недостойно.

– Виноград был кислый, – напомнил Маати.

Киян чуть подумала и забрала со стола одну полоску.

Из чайной они вышли не через парадный вход и не через черный – спустились по узкой лестнице в подземные тоннели. Там у нижней ступеньки кто-то – хозяин или один из заговорщиков – оставил для них зажженный фонарь. Киян взяла его и уверенно направилась в темный лабиринт, как будто ходила по нему с детства. Маати держался в двух шагах, ему впервые с момента их встречи стало по-настоящему страшно.

Судя по его ощущениям, тоннели уходили на глубину, примерно равную глубине шахт в долине. Ступени здесь были истерты ногами многих и многих поколений, а коридоры населены воспоминаниями давным-давно умерших мужчин и женщин.

Наконец спуск вывел в широкий, заполненный мраком коридор. Маленький фонарь выхватывал из темноты только фрагменты темно-синих с золотыми узорами стен, а свод над головой казался чернее безлунного ночного неба.

По сторонам то и дело открывали свои пасти проходы в соседние галереи и залы. Маати замечал на стенах пятна – там в течение зим горели факелы, закоптив облицовочную плитку. Иногда чувствовалось движение воздуха, как будто дышала сама земля.

По ощущениям поэта, все подземелье было необитаемым – через щели из-под закрытых дверей не проникал свет, тишину нарушал только звук шагов и шорох плащей.

На одной из развилок в широком коридоре Киян остановилась и, немного подумав, выбрала левый тоннель. Пройдя за огромные медные ворота, они оказались в пространстве, напоминающем сад, где все растения были выполнены из шелка, а на ветвях деревьев сидели запылившиеся чучела птиц.

– Жутко, да? – спросила Киян, выбирая нужную тропинку в этом бесплодном саду. – Здесь зимой люди, наверное, маленько сходят с ума. Столько месяцев без солнечного света…

– Да уж, – сказал Маати.

Оставив позади сад, они прошли по нескольким коридорам, таким узким, что касаться стен можно было и не разводя руки.

Наконец Киян подвела Маати к высокой деревянной, укрепленной медными полосами двери, которая была заперта на засов с другой стороны. Там она отдала Маати фонарь и постучала сложным условным стуком. Почти сразу послышался тихий скрежет и дверь распахнулась. За порогом стояли трое мужчин с обнаженными мечами. Тот, что в середине, улыбнулся и, отступив в сторону, жестом пригласил войти.

Фонари заливали коридор с каменными стенами желтоватым светом, в воздухе пахло жженым маслом. В конце коридора не было двери, только арка, пройдя под которой люди оказались в обширном зале с высоким потолком. Здесь уже пахло потом, сырой шерстью и дымом от факелов. Это был склад, где во все щели по периметру двери затолкали веревки, чтобы не просачивался свет.

Киян повела Маати к домику распорядителя в центре склада, а стоявшие неподалеку мужчины, с полдюжины, увидев их, сразу прекратили разговоры. В окнах домика горел свет. Киян открыла дверь и, ободряюще улыбнувшись Маати, шагнула в сторону.

Он вошел.

Маленькая комната. Стол. Четыре стула. Стойка для свитков. На стене