Другое Существо - Андрей Арсланович Мансуров

полюбившегося вам «ветерана». Как грамотный, хотя и не практикующий бодиформист, я в состоянии отдавать себе отчёт, что достаточно много вспомнивший, и достаточно долго проживший мутант на базе матрицы любого отобранного на роль базового донора носителя, может «поумнеть». И самостоятельно сделать определённые выводы. О своём статусе. И о методах тюремщиков. Как ему представляется, содержащих его на положении заключённого. И более того — подло эксплуатирующих его, заставляя каждые несколько дней рисковать жизнью, словно он — раб из древнеримского Колизея. Но согласитесь: ваш с доктором разговор буквально за несколько часов до этого вопиюще экстраординарного происшествия должен был заставить меня.

Хотя бы — насторожиться.

— М-м-м… Согласен. Да, доктор, такое совпадение не может не насторожить. — теперь Сэвидж и сам насторожился и расстроился. Вот уж совпаденьице так совпаденьице — ничего не скажешь: фатальное! И само-собой, они с Лессером — «заинтересованные лица».

А ну как майор считает, что они готовят бунт в Питомнике?!

— Нет, доктор, ни о чём подобном я не помышлял. — мысли его, майор, что ли, читает?! Или у него настолько расстроенное лицо?! — Я вовсе не считаю, что вы с доктором Лессером хотите сорвать работу Станции, предоставив определённые возможности и информацию, так сказать, любимцу-долгожителю, и подговорив его устроить небольшой бунт среди выведенных нашими лабораториями экспериментальных экземпляров. Но — согласитесь?! — такой вариант развития событий был бы для нас крайне… Нежелателен.

Мало того, что пострадали бы фактически невиновные бунтовщики, которых кто-то, скажем, инструктированный кем-то мутант-вожак, подстрекал бы и науськивал, так ещё и персоналу научных подразделений, если б повстанцы смогли туда прорваться, мог бы быть нанесён ущерб — если б мутантам кто-то сообщил, кто их создал такими. И по чьей милости они вынуждены защищать свою жизнь фактически безоружными.

— Да. Согласен. — хорошо, что намёки майора пока вот именно — намёки. Никогда Сэвидж не предполагал, что доктор Лессер мог бы «проинструктировать» «любимчика-ветерана». А уж сам — и подавно! А кроме того, Сэвидж отлично представлял, что их ждёт, случись и правда — бунт! Их подопечные наверняка не пылают особой любовью к своим мучителям и тюремщикам! — Страшно представить, что может произойти, если все наши… э-э… подопытные… э-э… взбунтуются. Но ведь Питомник надёжно охраняется?

— Да. Он охраняется, как вы и сами отметили, даже лучше, чем людские исправительные заведения. Однако я хотел поговорить с вами не об этом.

— А о чём же? — Сэвидж почувствовал, что лицо покраснело, и капли пота начинают выступать на лбу и шее — он уже предвидел ответ.

— Я пришёл посоветоваться. Не будет ли для вас с доктором Лессером большой потерей, если я сейчас этот уникальный, и столь, так сказать, набивший руку в битвах и победах, начавший мыслить, и торчащий теперь у нашего подразделения, словно — простите! — заноза в заднице, экземпляр, прикажу деактивировать?

— Хм-м… — доктор поймал себя на том, что рука невольно тянется к затылку — почесать, и прервал это движение, — Пожалуй, нет. Для той цели, что поставлена перед нами телекорпорацией, жизнь данного… э-э… экземпляра особого значения не имеет. Потому что будучи сейчас фактически самым матёрым и опытным бойцом в Питомнике, он принимает не те решения, что ведут вот именно — к зрелищности. Но — к рациональности.

Поэтому его бои и носят чисто функциональный характер. Он действует цинично, да. Расчетливо. И эффективно. А интересное шоу из таких, «осмысленных» и продуманных, схваток, сделать вряд ли удастся.

Поэтому, и, думаю, с этим согласится и уважаемый доктор Лессер, предпосылок и резонов для сохранения жизни данному экземпляру я не вижу.

— Именно это я и хотел от вас услышать, доктор. — майор поднялся. — Ну что ж. Желаю вам спокойно провести остаток ночи. И не смею больше обременять своим присутствием.

И только когда за всё так же спокойно и тихо вышедшим майором закрылась дверь, и замок снова щёлкнул, Сэвидж позволил себе снова опуститься на постель, и перевести дух.

Чувствовал он себя последней свиньёй — словно облёк на смерть не — вот именно! — подопытный образец, мутанта, псевдосущество! — а, а…

Настоящего человека!

Мартен знал, что так или иначе его финт с видеокамерой не останется безнаказанным. И что после такой демонстрации сообразительности и прямой агрессии в отношении «хозяев» он уж точно живым не останется.

А, собственно, какая разница?! Он не сомневался в том, что рано или поздно для него подберут такого врага, чтоб ему пришлось солоно — и он окажется побеждён, истечёт кровью, и получит увечья, вероятней всего, закончившиеся бы смертью. Так что лучше умереть, хотя бы пытаясь что-то сделать. А не отсиживаться и отлёживаться в камере, гоняя: тело по крохотному пространству пола, не занятого деревянным топчаном-лежаком, а в голове — туда-сюда одни и те же мысли, проклятья, и сожаления.

Мартен теперь не сомневался: он мутант. Монстр. Чудовище, появившееся благодаря чьим-то дьявольским расчётам с единственной целью — сражаться. Причём сражаться — зрелищно. Так, чтоб невидимым ему зрителям было интересно. Чтоб кровь хлестала из ран и лилась на Арену ручьями. Чтоб отрубленные или отрезанные конечности повисали на лоскутках кожи, а выпущенные кишки падали на песок…

Не сомневался он и в том, что за такие «шоу» его создатели и стражники наверняка получают неплохие деньги с этих самых, порочных и кровожадных, зрителей. И ещё проще было догадаться, что поскольку его постоянным соперником выступает вот именно — человек, только всё более здоровый, сильный, и отлично вооружённый, что именно этот самый человек рано или поздно и должен победить. Его.

И этого с нетерпением и злорадным предвкушением ждут и зрители — когда же произойдёт долгожданный реванш, и шустрая и коварная гнусная тварь, созданная, как он понимал теперь, на базе росомахи, окажется повержена!..

Поэтому Мартен подготовился.

И сейчас, услыхав, как у его двери остановились шлёпающие гусеницы, и прекратили разговор шёпотом чуть слышные голоса, сжался в комок, и замер.

Замок еле слышно щелкнул. Дверь открылась.

Мартен увидел — потому что звуков не было! — вспышки света за порогом его камеры. И понял, что уложенный им на лежак накрытый серым одеялом манекен из вынутой из матраца пенной набивки, вздрагивает: в него явно попадали какие-то несущие смерть предметы, убивающие дистанционно. Из неведомых глубин подсознания всплыло слово: пули!

Да, он теперь отлично понимал, что большинство понятий и слов, которыми он пользуется — не его! Они принадлежат тому человеку, память которого ему в голову вселили, впечатали искусственно. Потому что иначе пришлось бы, как это бывает с человеческими младенцами, долго и упорно обучать его. Всему