И возродятся боги - Наталья Способина

показалось, что она любит тебя не как брата, – осторожно произнесла я, хоть и не была уверена в том, что до него стоит доносить эту информацию.

Альгидрас рассмеялся:

– Что ты! У нее очень хорошая семья, высокое положение. Она наслаждается им. И любит мужа. Она дал ей то будущее, которого она никогда не смогла бы иметь на нашем острове. И сразу тебе скажу, потому что мне кажется, ты думаешь о дурном: между нами ничего не было. Клянусь. Я не стал бы никогда. Она замужем, у меня тоже семья.

– Ты про нас с Димкой?

Он кивнул:

– Вы с Димой и Алвар – моя семья. Другой мне не нужно.

Я улыбнулась, а сама подумала, что он заблуждается насчет Альмиры. Как бы ни устраивало ту положение жены старейшины, мне она четко дала понять, что именно она – главная женщина в жизни Альгидраса. Вопрос: зачем, если он был ей не нужен? Я посмотрела на Альгидраса. Он улыбался, но в глубине его глаз сквозила такая тоска, что я передумала озвучивать свои мысли на этот счет. Вряд ли он поймет. Альмира – часть его прошлого, он любит ее и верит ей. Любая моя попытка открыть ему глаза на ее мотивы будет выглядеть как проявление ревности.

– Я хотел бы, чтобы все сложилось иначе. Чтобы у тебя было самое красивое платье. Это же важно, да? – спросил он.

– Пф. Глупости. Это важно, наверное, когда тебе двадцать.

– А когда тебе было двадцать, за кого ты мечтала выйти замуж?

Я вновь села.

– Ты обиделась? – с беспокойством спросил Альгидрас.

У меня не было времени на обиды. Хоть мы и не говорили об этом вслух, я помнила: не только Алвар должен был погибнуть. Альгидрас ведь признался, что в некоторых вариантах будущего погибаем и мы. Каково ему было видеть смерть собственного ребенка? Алвара? Мою?

– Я не обиделась, – поспешила успокоить его я и под пристальным взглядом серых глаз добавила: – Когда мне было двадцать, я была влюблена в Павла Николаевича.

Он изменился в лице и, подавшись вперед, крепко меня обнял.

– Прости.

Некоторое время мы молчали, а потом он произнес:

– Он должен был погибнуть. Другого выхода не было. Он погубил бы тебя и Диму. Я понимаю, что не могу тебе это доказать, понимаю, что ты видела от него только хорошее, а от меня разное, но поверь мне, он…

– Я верю, – перебила я, желая сменить тему, потому что она до сих пор причиняла мне боль.

Альгидрас был прав: я видела от Павла Николаевича только хорошее, и я горевала о его гибели. Но у меня был выбор: продолжать возводить стену между мной и хванцем или же хоть раз без каких-либо доказательств поверить в то, что, не перебрось он нас сюда, я бы успела увидеть Дарима во всей красе. Я выбрала второе, надеясь, что, даже если ошиблась, у меня не будет возможности об этом узнать.

Альгидрас коснулся губами мочки моего уха и прошептал:

– Есть еще один вопрос, который мы должны решить до завтра.

Завтра должен был прибыть Миролюб, и, казалось, где-то существует счетчик, который отсчитывает минуты до его прибытия. Когда я об этом думала, у меня внутри все сжималось от страха. Я не спрашивала, страшно ли Альгидрасу, потому что и так знала, что страшно. Он закрывал свои эмоции как мог, но все равно то и дело до меня долетали их отголоски. Но если уж он решил заговорить о чем-то, значит, дело действительно неотложное.

– Я хочу рассказать Диме, что я его отец.

Альгидрас выпустил меня из объятий и вновь прислонился спиной к стволу. Я открыла было рот, но он жестом остановил меня.

– Если мы выживем… – Он запнулся и произнес: – То есть мы выживем и…

– Давай без этих плясок, – попросила я.

– Если мы не расскажем ему сейчас, то уже не сможем никогда, даже если выживем, – закончил он.

– Почему? – уточнила я, и мое сердце понеслось вскачь. Я понятия не имела, как рассказать сыну правду.

– Потому что я не Алвар. Я не смогу остановить Огонь, если Дима потеряет контроль. Да, во мне есть эта стихия, но ее слишком мало. Мой Огонь дремлет и отзывается лишь на Алвара. У меня начало чуть-чуть получаться, но кажется, Вран сам отпускает ровно столько стихии, чтобы я мог справиться. Поэтому для разговора нам нужен Алвар, а я не знаю, как долго он еще сможет…

Я подтянула колени к груди и обхватила их руками, глядя прямо перед собой. То, что Альгидрас начал обсуждать вопрос гибели Алвара в таком ключе, так по-деловому, немного пугало.

– Пойдем.

Я встала, подняла рубаху хванца и, отряхнув с нее травинки, протянула ему. Он тоже встал и, молча приняв рубаху, натянул ее на себя нервным движением.

Я понятия не имела, как отреагирует ребенок. Он поднимал эту тему лишь однажды, около года назад. Тогда я сказала, что его папа далеко. Димка уточнил, когда он приедет, а я ответила, что папа приедет, когда сможет. Правда заключалась в том, что я так и не придумала, как объяснить сыну отсутствие у него отца. А потом на нас свалился Альгидрас, и вопрос отпал сам собой, потому что пришлось приспосабливаться к новой обстановке.

К дому мы шли в неуютном молчании.

На террасе сидели несколько савойцев, в числе которых был Вран. При нашем приближении они встали и поклонились мне. Я склонила голову в ответ и поманила Врана. Тот с готовностью подошел, бросив настороженный взгляд на Альгидраса.

Собравшись с мыслями, я спросила о том, о чем никогда не спросил бы сам Альгидрас:

– Вран, когда ты отпускаешь Огонь в хванца, ты отпускаешь весь или… он слабый?

Я понимала, что фраза куцая и он может ее не понять. Мой кварский все еще оставлял желать лучшего, потому что со мной никто на нем толком не разговаривал.

Вран, покосившись на Альгидраса, медленно произнес:

– Если бы я отпускал его во врага, он был бы намного сильнее.

Альгидрас рядом со мной досадливо выдохнул.

– А если бы ты разозлился?

– Тоже сильнее.

– Спасибо, – я благодарно коснулась плеча Врана.

Тот улыбнулся и, склонив голову, прижал ладонь к груди. Я улыбнулась ему в ответ и направилась в сторону покоев Алвара. Альгидрас пошел следом.

У двери Алвара мы остановились.

– Боишься? – спросила я, хотя и так видела ответ в его глазах.

Он шумно выдохнул.

– Я так не боялся, даже когда квары на остров напали. Даже когда тебе