Город с львиным сердцем - Екатерина Звонцова

вышагивал рядом – высокий, рыжий, в золочёной кольчуге под бежево-коричневым плащом, в островерхой широкополой шляпе. Вдвоём они были как серебряная монетка и золотая кийра – прямоугольный разменный брусок самого высокого достоинства. Но они ладили. Отлично ладили, звонко смеялись, летали вдвоём, рассуждали о ерунде за бутылкой вина. Да, они были друзьями, чуть ли не с детства. Так почему же…

– Надо бы поспать, Зан, да? – вырвали его из размышлений.

Звезда уже давно начала светиться. Теперь, когда она зевнула, свет резанул особенно остро. Одеял не было, всё, чем располагали апартаменты под мостом, – несколько трухлявых брёвен, грязная дерюга и костерок. Правда, здесь же росли высокая густая трава и камыши. Во всё это Кара, ворча, и принялась закапываться: быстро выдирала огромные пучки и бросала вокруг себя, пыталась приглушить своё сияние. Получалось неважно. Впрочем…

– Я так засну, не волнуйся, – сказал мальчик.

Он не признался, что помимо озноба чувствует зверский голод: вечером они довольствовались несколькими яблоками и кусками хлеба, которые Кара ухватила со стола на площади. В сравнении с этим птицы накануне были пиршеством. Но звезда, кажется, устала, и ей едва ли хотелось добывать еду. С бурчанием в животе приходилось смириться.

– А ты? Рика? – спросила Кара. – Я тебе не помешаю?

– Мне тоже всё равно, – отозвалась та. Она даже не выглядела сонной.

– Как знаешь. – Звезда свернулась клубочком в своём косом подобии стога. Из него теперь торчали только пятки и кусок светящейся макушки. – Я и вам накидала! – Одна нога дёрнулась, указав на утрамбованную, пусть и сыроватую траву.

– Спасибо, – хором отозвались они и остались сидеть.

Кара быстро начала посапывать. Дождь всё так же шелестел и стучал. Рика сидела в прежней позе, поджав колени и рассматривая пламя своими странными яркими глазищами. Злыми глазищами, да, мальчик успел укрепиться в этом впечатлении. Неприятная особа.

– Я видела, как ты улыбался. Когда его чучело сжигали.

Он вздрогнул и поднял взгляд. Вид Рики не сулил ничего хорошего, она явно готовилась к ссоре. Не дожидаясь ответа, жёстко продолжила:

– Ты встретишь немало лжи, пока мы будем путешествовать, город. Если будешь улыбаться и дальше, я…

К чему, к чему она прицепилась? К улыбке? Он раздражённо бросил в огонь ветку.

– У тебя есть доказательства, что он честен?

Рика опять указала на свои шрамы.

– Я всё уже тебе сказала. Непонятно?

– А может быть, ты уродлива, потому что он был чудовищем?

Он пожалел о словах сразу: легенда отшатнулась, будто получив затрещину. Он даже ждал, что она кинется – прыгнет прямо через огонь и вцепится ему в глотку, как кошка. Но она осталась сидеть и только опять обхватила свои плечи, вытянула ноги и вздохнула. В этой печали она казалась старше. И это тоже раздражало.

– А он казался тебе чудовищем, когда ты видел его, Зан? Часто казался?

Он припомнил. Лучше бы и не припоминал.

Ширкух всегда улыбался; Ширкух залихватски снимал шляпу, если мимо проходила женщина, даже старушка; у Ширкуха были звонкие шпоры. Он, как говорили, щадил врагов; он редко убивал – только людей или существ, которых не усмирить иначе. Близкий друг у него был один, Санкти, но неблизких – любящих его и ему доверяющих – много в одном только Городе-на-Холмах. Добрый детектив Лакер. Все цветочницы с Фиалковой улицы. Бурмистр Скотрей. Трое из Пяти графов – те, которые не были толстыми и лысыми и не завидовали его удали, – тоже относились к Ширкуху хорошо. Он…

Мальчик молчал. Легенда всё так же цепко смотрела на него.

– Тебе больно. Я понимаю. Когда больно, нужно кого-то обвинить. Но…

– Ты вряд ли понимаешь, – негромко перебил он. – Ты мучаешься из-за одного человека. Я чувствую, как в песке задыхается каждый из десятков тысяч.

– Мы никогда не узнаем, чья боль сильнее, – ровно возразила Рика.

– Мне кажется, для этого достаточно уметь считать.

Легенда отвернулась и посмотрела в пустоту. Ноздри её раздулись, как у быка.

– Мне плевать, что ты считаешь, город. И ты вряд ли поймёшь, что чувствует легенда, когда её героя сотни лет покрывают грязью. Он один. Их много. И каждый ранит.

Он промолчал: трудно было представить подобное. И, откровенно говоря, не хотелось. Но так или иначе, он всё больше жалел о появлении этой девчонки и её правды. Вдвоём с Карой всё было бы на порядок проще. Рика явно не собиралась ни с кем считаться. Учитывая, что её просто пригласили. Она уже возомнила себя главной.

– Мы вряд ли договоримся, пока ты не поумнеешь и не начнёшь смотреть шире, правильно? – подтверждая эту догадку, спросила она.

– Поумней сама, – процедил сквозь зубы мальчик. – И если ты говоришь правду, тебе не должно быть дела до того, что я думаю.

Будто придя к каким-то выводам, Рика опять посмотрела на него, недобро, но он выдержал. Угол её рта дрогнул в ухмылке.

– Я поняла. Мы просто идём вместе. Я не трогаю тебя, ты – меня. По рукам?

– По рукам. – Это его устраивало более чем.

– Тогда ложись спать, город.

Нет, не ляжет. Не ляжет, пока она не уснёт, ему будет неприятно даже просто думать, что она на него смотрит. Рика будто догадалась: ухмылка стала шире и гаже.

– Боишься, что придушу? Не надейся. Я не трогаю дураков. Говорят, это заразно.

– Я… – Даже для неё это было чересчур. Но пока он хватал ртом воздух и подбирал ответ, она встала и пошла к наваленным грудам травы и камыша.

– А я ложусь. Пока.

Она отвернулась и приняла почти такую же позу, как звезда: мальчик видел только её затылок и ссутуленную спину. Рика не стала зарываться, но сгребла немного растительности под голову. Вскоре она замерла. Было почти не слышно, как она дышит. Дышала ли вообще?

В тот вечер четвёртый приходил к ним. Вынырнув из-под дождя и зайдя под мост, он долго стоял у еле горящего костра. С наступлением темноты он – в отличие от Белой женщины – не засветился, лишь в глубине глаза ярче заискрилось наглое золото.

Пламя тянулось к полам его одежды, но отдёргивалось, едва притронувшись. Четвёртый смотрел на рыжего мальчика, на изувеченную девушку и на светящуюся под стогом травы звезду. На его сжатых губах блуждала улыбка – я не видел у него такой раньше. Присмотревшись, я понял, что он всё же светится. Совсем немного, возле груди.

– Не будь таким упрямым.

Эту дерзость он обратил ко мне. Но я могу только усмехнуться, глядя в компас. Ведь тогда, когда слова были сказаны, я их не услышал.

5. Лесная дорога

Впервые он проснулся, когда небо только немного посветлело, а дождь ещё шёл – противно, настырно накрапывал. В полудрёме показалось, что Рика села. Мерцнул кулон на её шее, и мальчик убедился в своей правоте. Легенда поднялась, потянулась, отряхнулась и, не оборачиваясь, выскользнула из-под моста. Вскоре её силуэт растворился в сонной хмари.

Мальчик подумал было поднять Кару, но тут же мелькнула другая мысль: «И хорошо». Он уснул, а когда проснулся повторно, Невидимое светило, судя по цвету неба, уже поднялось. Костерок ярко горел; прямо в нём Кара поместила тонкий длинный камень, успевший хорошенько раскалиться. На камне что-то со шкворчанием поджаривалось, таращась жёлто-рыжими круглыми глазками.

– Птичьи яйца! – бодро приветствовала его Кара. – Я нашла гнездо уток в заводи. Должна быть вкуснятина!

Лежанка Рики пустовала. Повертев головой, мальчик осторожно уточнил:

– А где… эта?

– Не знаю. – Кара пожала плечами. – Когда я проснулась, её уже не было.

– Сбежала? – в его голосе прозвучала неприкрытая надежда.

Кара осторожно потыкала край яичницы тонким длинным прутиком.

– Вряд ли, Зан. Мы же договорились идти вместе.

– Что ей это… – проворчал он. – Она никого ни во что не ставит, нас тем более.

Кара, спокойно сунув руки в огонь, вынула камень и водрузила на его место жестяную банку с водой.

– Брось ворчать. Славная девчонка. Боевая. Умненькая.

– Себе на уме, – упрямился он.

Но Кара, похоже, проснулась в философском и благодушном настроении.

– Думаю, каждый из нас немного себе на уме, малыш.

– А если она пошла на нас доносить? – Мальчик