Хайо, адотворец - Мина Икемото Гош

превратился в обезвоженный комок. – Нормально все. Это часть меня и моей жизни.

– Часть твоей жизни?! – Незнакомец протянул руку, будто собираясь коснуться рукава Хайо, но опустил ее. – Молись богам эн-гири, чтобы они разрушили эту эн! Как же, наверное, тебе несладко приходится. Боги, мне так жаль!

– Мне не нужно, чтобы ее разрушали, – жестко отрезала Хайо. – И к чему тут твое сожаление? Ты-то вообще ни при чем.

– Еще как при чем, – удрученно сказал он. – Я бог эн-мусуби и связей судьбы.

Вот оно что.

Хайо с запозданием вспомнила, что боги Укоку носят имя Яойорозу-но-ками, Неисчислимые боги, и составляют чуть ли не половину населения Оногоро.

У компаньона Хайо не пылали глаза, как у Тодомэгавы, он не давил своей силой, как богиня врат в терминале, – он ничем себя не выдавал. Может, будь ее чувства острее, она бы ощутила тяжесть теней, словно каждая из них была мокрым халатом, который повесили сушиться, и при каждом дуновении ветра он прилипает к чему-то огромному, настороженно за ним притаившемуся.

Хайо так резко склонилась, что у нее хрустнула шея:

– Прощу прощения за неуважение в моих словах или действиях, которые могли бы послужить Веской Причиной для проклятия.

– О, не надо. Перестань, пожалуйста. Посмотри на меня. Не надо этих формальностей. Мы отлично обходимся без них.

Бог эн-мусуби отчаянно замахал руками. На этот раз Хайо заметила гладкие кончики его пальцев со стертыми отпечатками.

– Я неправильно выразился. Я не совсем бог судьбоносных связей, ха-ха. Точнее, я бог. Но другие справляются гораздо лучше меня. У меня нет приверженцев, так что нет и сил. Я вижу сеть эн, но не могу ее коснуться. Насколько мне известно. – Он опять рассмеялся, но осекся, встретив молчание Хайо. – Честное слово, я не обиделся. Пожалуйста, посмотри на меня, пусть все будет как было. Два незнакомца прячутся от дикого дождя и ищут какое-то письмо. Они никогда больше не встретятся.

Хайо подняла голову и обнаружила, что, пока ее спутник рьяно махал руками, его волосы раскинулись, как занавес, и открыли лицо. Его тоже покрывали грубые полосы шрамов, пересекая рваное ухо, точеный подбородок, высокие скулы и курносый нос. Шрамы расходились веером от уголков рта. Над глазами виднелись следы, будто кто-то пытался их выцарапать, будто толпа пыталась разорвать его на части голыми руками. На вид он казался моложе Мансаку, может, даже ровесник Хайо. Он таращился из-за своих круглых очков и быстро-быстро моргал – словно не мог поверить, что кто-то осмелился встретиться с ним взглядом. Однако лицо его было нежным. Изящным, словно драгоценный образчик каллиграфии. Да и в целом он производил впечатление практически противоположное тому, что создавал Сжигатель Тодомэгава.

Он попытался прикрыться рукавом.

– Подожди. – Хайо остановила его – жестом, не касанием. Он ведь тоже ее не тронул. – Мне приятно видеть твое приветливое лицо.

– Мое лицо? Приветливое?

– Ты помог мне удрать от Сжигателя. Дал мне бумагу, чтобы вытереться. Это лицо того, кто дважды оказал мне любезность. – Она все еще сжимала в кулаке рукопись. На торчащем несмятом уголке виднелись аккуратные буквы: «…так и закончилась еще одна странная история на залитых фонарным светом улицах Хикараку, где оживают мечты и умирают мечтатели». Строки показались Хайо смутно знакомыми, но отчего – она не поняла, так что решила сосредоточиться на посланиях на стене. – А почему ты решил, что мы больше не встретимся? Может, нас свяжет эн.

– Может, но вряд ли.

– Почему?

Бог эн-мусуби улыбнулся:

– В последнее время мне мало с кем удается установить прочную эн. Не знаю почему. Давай вернемся к письму, которое ты ищешь. Какие у тебя есть зацепки?

Хайо задумалась. Как бы Дзун отметил письмо, если бы оставлял его в общедоступном месте? Написал бы свое имя, а еще?

– Талисман.

– Талисман, значит. – Бог чуть присел, всматриваясь в следующий ряд записок. – Интересно. Какой?

– Защитный, которой позволяет прочесть письмо только непосредственному адресату. Он такой… – Хайо начертила в воздухе знак.

Бог помолчал, потом вдруг вытащил из-под мантии узкий серо-голубой конверт.

– Вроде этого?

Он перевернул конверт.

Хайо смотрела на талисман, который сама же показала Дзуну. Запела струна адотворческой эн.

– Да, именно. – У Хайо перехватило дыхание, словно она споткнулась о натянутую вдоль пола нить и чуть не упала. Она перевела взгляд с конверта на бога. – Но откуда ты…

Откуда ты, лишенный силы бог эн-мусуби, взял письмо Дзуна?

Вытянутые, словно мазки кисти, глаза бога заметались по комнате. Он искал выход. Хайо не винила его. Ей самой хотелось уйти отсюда – потому что она тоже ощутила эти удушающие объятия судьбы, эту эн.

– Нацуами, – вдруг выпалил он.

– Что?

– Это мое земное имя. Мой редактор его ненавидит. Мой брат использует его, чтобы меня дразнить. Дзун указывает его в строке для адресата. – Его мягкий голос перемежался шлепками рыбьих кишок по крыше хижины. – Бог может проклясть того, чье имя и лицо он знает. Я знаю твое лицо – и, кажется, знаю твое имя. Будет честно сказать тебе свое. Ты Хайо Хакай, да?

– Да. – Правила проклятий для богов распространялись и на адотворцев. Хайо тоже нужно было имя и лицо того, кто будет ею проклят. – Кем ты приходишься Дзуну?

– Другом. Ну… Если точнее, другом по переписке. Мы случайно познакомились и подружились. Но с учетом того, как я устанавливаю эн с людьми, переписка – это лучшее, что я мог ему предложить. Шестнадцатого числа каждого месяца он оставляет здесь конверт для меня, а тридцатого я приношу ответ. – Нацуами слабо улыбнулся. – Он велел присматривать за вами с братом, когда вы приедете, и встретить вас как друзей.

– Когда он это велел?

– В сегодняшнем письме. Хотя мне непонятно, почему из всех жителей Оногоро он выбрал меня. Знает же, что у меня сложности с эн. – Нацуами повертел конверт в руках, как будто ища подсказки в кляксах. – А ты, Хайо Хакай? Кем ты приходишься Дзуну? С этой твоей эн, которая ведет тебя расследовать смерти, встречающиеся на твоем пути…

Пока Нацуами говорил, Хайо наблюдала, как осознание сумрачной пеленой окутывает его черты.

– Нет…

Хайо сглотнула и кивнула:

– Дзун мертв.

Нацуами расплылся в вежливой и полной отчаяния улыбке:

– Неправда.

– Он убит.

– Нет.

– Он умер практически у меня на руках, связав меня со своей судьбой, и в твоем письме есть что-то, – Хайо указала на письмо, ощутив напряжение эн, словно коснулась оголенного провода, – что хоть немножечко поможет мне понять, почему кто-то желал его смерти.

– Там вообще ничего такого нет.

Хайо протянула руку:

– Позволь мне взглянуть и убедиться.

– Нет, ты не понимаешь. – Нацуами попятился, прижимая к груди конверт, словно Хайо собиралась отобрать его силой. – Я пытался его уберечь! Он писал мне, но я держал дистанцию! Я не соглашался с ним встретиться! Я делал все возможное, чтобы он не закончил так же, как остальные! Но если даже такой слабой эн хватило, чтобы он… Ох, боги, не надо было позволять ему мне писать!

– Что значит «пытался уберечь»? – У Хайо перехватило дыхание. – А остальные тоже мертвы?

В глазах у Нацуами показались слезы. Он сгреб руками свои волосы, снова закрывая лицо.

– Если ты говоришь про Дзуна правду, значит, он четвертый из людей, которые установили со мной эн, которые были мне дороги, которые… – Нацуами содрогнулся, не в силах озвучить случившееся. – Прости меня, Хайо Хакай. Дзун просил помогать тебе – что ж, я помогу. Наименьшее и лучшее из того, что я могу для тебя сделать, – это немедленно удалиться вместе с письмом, прежде чем наша с тобой эн хоть немного окрепнет. Уйти