Ольга Романовская - Ведьмины пляски

С трудом пошевелившись, пощупала голову - крови нет. Значит, просто синяк. Это не страшно. Попыталась встать и поняла: не могу, ноги намертво сковали колодки.

Запаниковав, кое-как села и, придерживаясь за доски, огляделась. Определённо, это не замковый коридор, а обыкновенный подвал, более того, подземелье.

Сквозь крохотное оконце сочился робкий солнечный свет и рассеивался под потолком. До меня долетали лишь крохи. Так, значит, я не у Скордео: в тюрьме его замка царит кромешная тьма. И на солому, пусть и вонючую, граф не поскупился.

Глаза лихорадочно забегали по стенам, то и дело натыкаясь на кольца разного диаметра и косы свисающих цепей. Были среди них и ручные кандалы.

Странно, конечно, что мне заковали только ноги. По правилам сидела сейчас бы, согнувшись в три погибели, с деревяшкой на шеей и руками в цепочках.

Знать бы, за что угодила в тюрьму... Видимо, за Андреаса. Ну да, я же его сообщница, Свен двоих ловил. И, видимо, отправился к Ио, раз я в тюрьме.

Вздохнув, смахнула слезу.

Жалко мне его, торгаша магического! Ещё жил бы и жил, купоны стриг, артефакты страже чинил, ведьм убивал... Ненавижу аристократов, только о себе думают! Вечно за их желания и интриги расплачиваются ни в чём не повинные люди.

Они похоронили его хотя бы или кое-как в яму сбросили? Не знаю, как тут положено, но догадывалась, скромный подвиг Свена никто не оценит. А для меня он компаньон, учитель, чей дом стал на время родным.

Хлюпая носом, вспомнила Андреаса. Тут уж и вовсе холодком обдало спину: мага ждала смертная казнь. Ему всё припомнят, всех собак повесят. Кто станет разбираться? Вот он, труп графа Скордео, вот преступник, вот пропавший артефакт, вернее, отсутствие оного. И всё, виновен.

Утираясь рукавом, беззвучно ревела.

Сразу оба, а что делать мне, горемычной?

Запоздало вспомнила о посохе архиведьмы, который, потеряв сознание, сжимала в руках, и мысленно подписала себе смертный приговор.

Впервые не думалось. Да и о чём, когда перед глазами стоят лица то одного, то другого мага? Живые, такие, как я их запомнила. Заспанный Андреас, со смесью удивления и недоверия взирающий на меня в той комнате. Он же в плотном кольце врагов, безжалостно сминающий сапогами атласные простыни, с потными слипшимися волосами, с алебардой в руках. Избитый, закованный в железо Свен в углу камеры. Он же потом на лестнице с мечом в руках.

Не выдержав, тоненько заголосила, уронив голову на руки.

Не себя жалела - их, таких разных и по-своему дорогих мужчин. Одного я любила, второго считала другом. И обоих погубила. Роковая женщина - дальше просились матюги.

В самый разгар самобичеваний, когда я признала себя главной злодейкой Галании, со скрипом отворилась дверь, и в камеру вошли двое: солдат и мужчина в грязно-коричневой помятой одежде. Судя по всему, местный следователь.

Я замолкла и исподлобья глянула на нарушителей моего спокойствия. Не хотелось, чтобы кто-то мешал, вторгаясь в столь интимную сферу как оплакивание близких. Кому приятно, когда по его горю пройдутся грязными сапогами? Вот и мне не хотелось.

- Ты женщина, называющая себя Иранэ и проживающая в городе Нурбоке? - голос у следователя оказался писклявый.

Кивнула и отвернулась смахнуть слёзы. Хотя и так видно, что плакала: нос распух, глаза наверняка красные, а пряди у лица выжимать можно.

- Иди за мной. И без глупостей!

Какие уж там глупости, всё, что могла, уже совершила.

Солдат подозрительно глянул на меня и разомкнул колодки.

Я не торопилась вставать, по опыту зная, пока не разотрёшь ноги, шагу не сделаешь. Однако рассиживаться мне не дали, подхватили за шиворот и поволокли куда-то по длинному и узкому, как кишка, коридору. Я не успевала перебирать ногами, поэтому в итоге просто повисла на конвоире. Больно, неудобно, но что поделаешь?

С одной стороны тянулась глухая стена с креплениями для факелов, с другой мелькали двери. По окошечкам знакомой конструкции догадалась - камеры.

Заключённые не молчали, а вели бурную жизнь. Кто-то стонал, кто-то пел, кто-то колотил по доскам и ругался. Уши краснели пожеланий представителям властей, а ведь я многих слов не знала.

Факелы безбожно чадили, и мои бедные глаза чесались и слезились.

Наконец мы попали в допросную. Она выглядела так же, как виденная мной в Нурбоке, даже ведро с розгами стояло.

Меня толкнули на деревянный топчан и без лишних слов привязали руки к изголовью.

Судя по звуку, солдат опробовал розги. Оставалось надеяться, бьют тут не сразу, в превентивном порядке, чтобы узники разговорчивее стали, а за упорное нежелание сотрудничать со следствием.

- Сейчас дождёмся инквизитора и начнём.

Человек в штатском, зевая, очинил перо и зачем-то плюнул в чернильницу. Я хорошо видела его: сидел в трёх шагах от топчана. Значит, не следователь, а просто писарь.

- В прошлый раз меня допрашивали, а не били, - предприняла я робкую попытку избежать телесных наказаний.

- Так и теперь будут, ведьмочка, - осклабился писарь. - Симпатичная у тебя мордашка, жалко портить.

- А вы не портите.

- Придётся, - равнодушно пожал плечами собеседник, - хотя я бы не стал.

Он поднялся с колченогого стула, подошёл ко мне, всеми правдами и неправдами пытавшейся держать в поле зрения всю комнату, и ущипнул за щёку. Невольно вспомнился гулявший по сети анекдот: 'Сжечь! - Но ведьма красивая. - Хорошо, но потом сжечь'. К счастью, писарь развлекаться не собирался, перебросился парой слов с солдатом и вернулся за стол. Уф, от сердца отлегло!

- Где я? В каком городе?

Может, и глупо, но хотелось знать, куда занесла судьба.

- В тюрьме милая, в тюрьме славного города Орха.

Я хотела задать ещё один вопрос, но тут в комнату вошли двое, и он повис в воздухе.

Несмотря на то, что оба мужчины были одеты предельно скромно, в походную одежду, даже сапоги от грязи не отчистили, сразу поняла: меня почтили не простые люди. Опытный глаз заметил и перстни на мясистых пальцах одного и подозрительно застёгнутый наглухо ворот колета(6) другого. Сам факт, что мужчина носил не просто рубашку и шерстяную безрукавку, а сшитый по фигуре кожаный жилет с меховой оторочкой и воротником-стоечкой о многом говорил. Как и один - единственный перстень на пальце. Аристократы унизывали руки кольцами, этот же носил всего один крупный перстенёк с неогранённым камнем. И всё, больше никаких украшений, только под застёгнутым воротом, как вопила интуиция, прятались цепочки артефактов.

Цепкий взгляд первого, того, что помладше и потучнее, впился в лицо. Я заёрзала и невольно отвернулась - настолько неприятно. Такое впечатление, будто этот чернявый мужчина с раскосыми глазами собрался прожечь во мне дыру.