Ольга Макарова - Осколки чего-то красивого

(7 сентября 2003 г)

405. 8 сентября 2003 г —Драмтеатр

У нее в голове был драмтеатр, который мучил ее, накликая беду. И каждый раз невидимый сценарист, что был хуже палача, придумывал что-нибудь новое. Он знал, за что зацепить, и всегда тревожил одну и ту же рану — ведь брешь в броне ее души была всего одна — любовь; любимый человек и мечта и счастье.

Но на сцене драмтеатра плясали чудовища, там повествовали о предательстве, о несправедливости, об обиде, о том, что ждет ее впереди только боль, боль, боль!..

И, бывало, она закрывала лицо руками и плакала — и никто не мог понять, почему.

А уж коли завелся такой драмтеатр, никуда от него не денешься — как можно не замечать то, что происходит в твоей голове? Тут уже не закроешь глаза и уши, не убежишь, не закричишь.

Только и можешь что цепенеть от ужаса и отчаянья, чувствуя, что Озеро Кипятка за сердцем переливается через край…

…Гнилые мостки. Чадащие факелы по стенам. Мразь какая…

Девушка идет в самое логово, чтобы положить всему конец, чтобы расстрелять своего палача…

…Как он выглядит? Мерзкий старикашка в очках-биноклях? какая-нибудь интеллектуальная старая карга? до тошноты милый и совершенный красавчик?.. Какой он, этот сценарист?..

Вот она пинком распахивает дверь и наставляет заряженный арбалет на темную фигурку, склонившуюся над письменным столом.

— Повернись!!!

И, выпрямляясь во весь рост, из-за стола встает и оборачивается… ее близнец…

Впрочем, нет… сходства между двумя девушками не больше, чем между живым человеком и его зеркальным отображением…

…И все проясняется. Все встает на свои места — и девушка опускает арбалет…

…В реальности она открывает глаза. Все кончено. Драмтеатра не будет больше…

И нет никаких демонов и злодеев, что пишут сценарии ужасных драм. И винить некого, кроме себя самой…

Но нужно было спуститься в грязные подземелья души, чтобы это понять.

Теперь все будет иначе…

(8 сентября 2003 г)

406. 9 сентября 2003 г (закрытая запись, которая в онлайн никогда не пойдет)

…На кухне нежно пахло бананами. В другой день я сдурел бы от этого запаха и не думал бы ни о чем больше, кроме как объесться ими до отвала. А сегодня я сидел перед целой горой вкусностей и молчал.

Джулай решила, что я просто устал после учебы, поэтому не стала задавать вопросов, а просто рассказывала об их с Ингаром планах на следующую выставку… и что-то про Питер… Может быть, я и вправду устал… И вид у меня бледный, и круги под глазами — все соответствует общему представлению о студенте, который только вступил в осень…

Я тоже так думал и именно так объяснял свою "черную полосу". А как быть с незаписанными мыслями? Теми, которые, стоит только вывести первую строку, заставляют чувствовать себя предателем?

Появились вещи, о которых я не могу написать. А все потому… потому, что… [ох, я пытался это объяснить и так, и сяк и затер это место в дневнике до дыр]… потому что раньше моя любовь была чистой.

То ли телесное желание молчало, то ли я воли ему не давал, потому что едва-едва осмелился поверить, что я кому-то вообще нужен. И даже не просто нужен, а любим.

…А сейчас… [это я тоже затер]… Я переживу, я привыкну и осознаю. В конце концов, это нормально, — просто встреченное на жизненном пути новое чувство всегда здорово пугает поначалу…

407. —Потрошители библиотек

Не сомневайтесь: мир кто-то построил, и очень заботливо построил, обставив каждый его уголок. Цветущие парки, конечно, прелесть. И озера — по одному на квартал — тоже. Но если они еще (можно предположить) появились как-то там сами, то тысячи машин, от больших до миниатюрных — одни убирают мусор, другие готовят еду, третьи учат тебя ходить, пока ты маленький… — они никогда не появились бы случайно. Ну, кто сомневается, что мир был придуман?..

Да, кто-то придумал его и определил человеку время жизни — 18 лет. Дольше своего восемнадцатого Дня рождения не жил никто. Но почему-то мирились с этим не все. Некоторым приходило в голову бунтовать против самого мироустройства.

Вот, например, таким, как Ле'Рой… Их было много — тех, кто пытался всего за 18 лет понять мир и выйти за его границы. Они тратили коротенькую жизнь не на тысячи развлечений, устроенных кем-то заботливо и умно; а на штурм необъятного количества знаний… Таких, как Ле'Рой, называли Потрошителями Библиотек…

"…Сегодня "ушла" Мириам. А я ведь знал… знал, на что шел, ведь она была на два года старше…" — Ле'Рой захлопнул дневник, швырнул его о стену и разрыдался. Так плачут мужчины, а это очень страшно, когда они плачут…

Ночь пролетела в кошмарном полузабытьи. Утром Ле'Роя разбудил сынишка. Ему было всего три года, и за ним еще неотступно следовала машина-нянька, но разума в глазах мальчонки было много не по годам.

— Мама умерла, — сказал ребенок. Ле'Рой аж вздрогнул — такой суровой и недетской получилась фраза. — И ты тоже умрешь, да?

— Да… Я всю жизнь учился, Оши, чтобы придумать что-нибудь… чтобы люди не умирали, — ответил ему Ле'Рой, как взрослому. — А если я не успею, ты это сделаешь, правда?

Оши кивнул, глядя отцу в глаза…

…Пара дней — и Ле'Рой взял себя в руки. Как бы там ни было, ему оставалось еще два года. Два года, за которые надо много чего успеть.

Утром второго дня он вернулся в институт, где его, в неизменном белом халате и в очках с тяжелой оправой, встретили с ликованием. "Вернулся Ле'Рой!" — счастье-то…

Он старался улыбаться, и теми, кто помладше, командовал бойко… И он прав оказался, как всегда, — работа отвлекала от грустных мыслей. Правда, они имеют привычку возвращаться под вечер, когда ложишься отдохнуть. Но Ле'Рой работал так, чтобы вечером прийти и упасть. И уснуть.

Маленький самостоятельный Оши на отсутствие внимания не жаловался. Он давно уже проводил свои дни не на игровой площадке с более беспечной малышней, а в институте, рядом с родителями. Когда не стало мамы, Оши вообще перестал тратить время на игры. Он читал. Правда, понимал, дай бог, десятую часть того, что читал. Неудивительно: некоторые книги были запредельно сложны даже для семнадцатилетних ученых, не то что для мальчика-трехлетки…

…У поэтов взгляд немного "не от мира сего", вы не находите? Ле'Рой именно так и думал. Потому Инвир казался ему существом каким-то нереальным и, возможно, даже крылатым…