Журнал «Если» - «Если», 2001 № 10

Надо сказать, что это всего лишь одна из многочисленных сюжетных линий. Чего стоит трогательная история принца Дьярмуда и прекрасной Шарры!..

А хэппи-энд, дань жанру, несколько омрачен… но об этом умолчим.

В издательской аннотации к трилогии Гай Кей назван «самым преданным учеником» Толкина. Действительно, на первый взгляд, влияние Профессора чувствуется во многом, особенно в «Древе Жизни», романе, открывающем эпопею. Но в «Блуждающем огне» и, особенно, в «Самой темной дороге» фэнтезийная атрибутика отходит на дальний план, героический пафос уступает место высокой трагедии. Тем не менее Кея действительно можно назвать самым преданным учеником, и вот почему…

Во-первых, его творчество если и отталкивается от произведений Дж. Р.Р.Толкина, то оно ни в коей мере не является эпигонским, подражательным; в романах Кея нет заимствований, прямых или косвенных. Многие пытались с большим или меньшим успехом «продолжать и дописывать» Толкина, но клеймо вторичности горит на их челе. Кей избежал этой участи. Что ему помогло — мастерство, чувство меры и отменный вкус? Наверное, это теперь не имеет значения. Другое дело, трилогия является весьма поучительным примером того, как, находясь под впечатлением чужого текста, не перейти грань, отличающую творца от компилятора.

Во-вторых, Гай Кей, работая поначалу в традиции толкиновских текстов, следуя канону, не замыкается в их эстетике и, как принято сейчас говорить, контенте. Даже самый придирчивый знаток творчества Толкина не сможет упрекнуть Кея не только в заимствовании конкретных реалий из саги о Хранителях Кольца, но не найдет у него и сюжетных ходов, воспроизводящих структуру тех или иных фрагментов у Толкина. Можно сказать так: получив творческий импульс, Кей идет дальше и скоро выходит в самостоятельное плавание, или, пользуясь его образами, начинает создавать свой гобелен. И если в «Хрониках Фьонавара» Гай Кей еще следует канону, то уже в «Тигане» он создает свой канон. Вот примета настоящего мастерства.

Олег ДОБРОВ

Сергей Некрасов

ПРОГУЛКА С ФАНТАЗИЯМИ

Вклад Александра Казанцева в отечественную фантастику значителен, как бы ни относились к нему сегодняшние участники литературного процесса. Выход его новой книги для многих стал неожиданностью. Старейший фантаст вновь решил продемонстрировать, как следует расставлять точки над i. Взяв в соавторы сына Никиту, он выпустил двухтомный «мнемонический» роман под названием «Фантаст» (М.: Современник, 2001) — рассказ о себе на фоне эпохи. Текст оказался живым благодаря тому, что автор сам себя делает героем своего, сочинения (хотя и ведет повествование в третьем лице). Точно так же, как раньше он писал об инопланетянах и покорителях Арктики, теперь он рассказал о себе и о тех, с кем ему приходилось встречаться за 95 лет своей жизни. «Очевидец XX века» дает свидетельские показания, настаивая на достоверности фактов и имен. Но именно субъективность подобных заметок делает их по-настоящему интересными.

В романе много хронологических нестыковок. Но это не имеет значения; понятно, что факты здесь специально подогнаны так, чтобы составлять связный и волнующий, полный пафоса рассказ. А вымысел всегда сильнее факта. Вымысел может стать реальностью, если его последовательно придерживаться — таков главный девиз этой книги.

Герой романа Шурик Званцев появился на свет в начале века в полуцивилизованном Акмолинске в семье богатого купца. Мальчик читает много, без разбору, все подряд: с точки зрения подростка, нет различия между приключенческой и научно-популярной литературой — и та, и другая одинаково будят фантазию и стимулируют воображение. Пройдя сквозь бедствия Гражданской войны, он попадает в мир, где мечты становятся реальностью. В стране начинается индустриализация, «век машин». Смекалка, талант и отвага позволяют ему преодолеть препятствия, связанные с неправильным социальным происхождением, и стать инженером — полноправным творцом нового мира. Главный механик металлургического комбината, военный изобретатель, инженер-полковник, которого в шутку именуют «вице-королем Штирии» — вот лишь некоторые этапы его пути.

Мелькают на страницах исторические персонажи: Колчак и Тухачевский, Орджоникидзе и Андропов, А.Н.Толстой и Фадеев. Появляются фигуры знаменитых ученых, герой романа в мыслях видит себя наравне с ними. Капица — вчерашний соперник на конкурсе НФ-сценариев. Ландау, который на обсуждении в издательстве вступается за роман «Пылающий остров». Эйнштейн, выступление которого Званцев слушает на Всемирной выставке в Нью-Йорке. Нильс Бор, которому он излагает замысел романа «Фаэты».

Критически настроенный читатель мог бы заметить, что Званцев оказался в некоем промежуточном положении между миром науки и миром литературы. Недостаток академического образования не позволяет ему всерьез дружить с фундаментальной наукой, к ней он относится как фантаст-популяризатор, уверенный: «Чтобы понять суть явления, достаточно самых элементарных знаний». Его гипотеза о Тунгусском метеорите и «теория» физического вакуума и сегодня у многих вызывают аллергию. Популяризатор-пропагандист, он приходится не ко двору и в касте литераторов. «А вы все-таки не наш», — говорит ему Паустовский, с чем Званцев не может смириться.

Он сам изобретает литературу, как электрическую пушку или гелиссоидальное литье труб. Это литература вымысла, фантастика — литература крылатой мечты, зовущая молодежь во ВТУЗы и «отвлекающая от темных сторон жизни», морализаторская, пропагандирующая новые изобретения. Ведь именно в этом проявляется и воспитывается «смелость мысли»: в изобретениях, в прямом разоблачении пороков капиталистического общества, в оригинальных шахматных этюдах, которые не дают читательскому уму застояться.

Герой романа — настоящий везунчик. Катастрофы в четырех стихиях, война, комиссии по чистке пролетарских рядов… нет таких преград, которые нельзя было бы преодолеть при помощи вымысла и смелости. Погруженный в мир фантазий, Званцев уверен, что именно они помогают ему выходить сухим из воды и оказываться нужным человеком в нужном месте. Этим фантазиям он посвящает свою жизнь. Разумеется, он всегда интерпретирует факты в свою пользу (и стремится навязать свою интерпретацию окружающим). Как и всякий везучий человек, он не любит неудачников, «пропащих людей», не желает иметь с ними дела. Ведь они сдались, а он продолжает бороться и поэтому побеждает. Он хорошо знает, как нужно вести себя в горшке со сметаной…

«Он воевал — и победил, а посему для него всякая законность была заменена волей победителя». Казанцев из того поколения полковников, которые одержали победу и поэтому чувствовали себя хозяевами страны. Эйфория мешала им заметить, что времена меняются; на склоне жизни хочется пожинать урожай, а не выдумывать новые проблемы.