Джон Толкин - Дружество Кольца

Дэнетор и впрямь весьма сведущ в древних преданиях, но тут он ошибся. В богатейшем книгохранилище Минас-Тирит есть рукописи, прочесть которые под силу лишь немногим из живущих, ибо написаны они на позабытом Древнем Наречии. И вот среди них я отыскал свиток с записью, сделанной рукою самого Исилдура. Думаю, с тех пор, как пресекся род гондорских королей, свиток сей не разворачивал никто, кроме Сарумана и меня. А оказался он там потому, что Исилдур, вопреки поверью, не сразу после победы в войне с Мордором отправился на север…

— На севере, может, такое поверье и бытует, — встрял Боромир, — но в Гондоре помнят, что Исилдур жил некоторое время в Минас-Аноре, где наставлял своего племянника Мелендила, будущего владыку Южного Королевства, в делах правления. Как раз тогда он посадил в память о своем брате последнее семя Белого Древа.

— Тогда же он составил и этот свиток, — продолжил Гэндальф. — О котором у вас, по всей видимости, позабыли. Я перевел его, и оказалось, что запись напрямую касается Кольца. Вот послушайте. «Отныне Великое Кольцо станет наследственным достоянием властителей Северного Королевства, однако же сей свиток оставляю я в Гондоре, понеже и здесь правят потомки Элендила. Оставляю, дабы вовеки не померкла память о великих деяниях нашего времени». А дальше, — маг возвысил голос, — дальше Исилдур описывает вражье Кольцо, каким оно попало в его руки.

«Раскаленным было оно, когда я коснулся его, жарким, словно горящий уголь. Длань моя ныне обожжена, и мнится мне, что боль от ожога пребудет со мною до смертного часа. Но сейчас, когда пишутся эти строки, оно уже охладилось и будто сжалось, хотя не утратило своей красоты и удивительной соразмерности. Пламенные письмена, ярко горевшие на нем поначалу, уже тускнеют и едва различимы оком. Знаки, которыми они начертаны, суть руны эльфов, ибо грубое письмо Мордора непригодно для столь тонкой и искусной работы. Язык надписи мне неведом, однако при чтении вслух слова звучат столь мерзостно и зловеще, что это никак не может быть ни чем иным, кроме наречия Черной Земли. Не зная, какие злобные чары запечатлены на Кольце, я спешу срисовать руны, пока огненная вязь не исчезла и со златого обода, и из людской памяти. По моему разумению, Кольцу недостает жара Вражей Длани: черна была оная, но горяча, превыше всяких очагов и горнил. Может статься, ежели раскалить Кольцо в огне, знаки проступят снова, однако я не решусь навредить единственно прекрасному из творений Саурона, понеже оно воистину драгоценно и обретено ценою невосполнимых утрат и великой боли».

— Итак, — сказал Гэндальф, — на сей раз мои разыскания увенчались успехом. Исилдур не ошибся: надпись была сделана на языке прислужников Темной Башни, значение же ее Мудрые знали и раньше. Когда Саурон запечатлевал свое гибельное для мира заклятье, эльф Келембримбор, достославный кователь Трех, проник в его помыслы и отчетливо расслышал каждое слово. Он разоблачил коварство Врага, жаль только, что поздно.

Я распрощался с Дэнетором и поспешил было на север, но по пути меня настигло известие из Лориэна, заставившее повременить с возвращением в Хоббитанию. Оказалось, что Арагорн изловил-таки треклятого Голлума. Чего это ему стоило, какой смертельной опасности он подвергался, я даже гадать не берусь. Пусть сам расскажет.

— А что тут рассказывать, — откликнулся Арагорн. — Конечно, ежели человек блуждает у самых Черных Врат или скитается по Моргульской долине, где приходится вдыхать запах смертоносных цветов, без риска не обойтись. Но не о том речь. Времени на эти поиски я потратил уйму, а толку не было никакого, так что под конец и у меня руки опустились. Я уж совсем было отступился и повернул домой, но тут мне улыбнулась удача. Близ какого-то озерца на илистом берегу я увидел свежие, четкие отпечатки плоских больших ступней. След вел от Мордора в сторону Гиблых Топей. Пройти по нему не составило труда, и уже к вечеру я настиг этого неуловимого проныру. Он затаился у какой-то лужи: хотел небось себе какую гадость изловить на ужин, но вышло так, что попался сам. Ну и мерзкой же тварью оказался Голлум! Скользкий, холодный, весь какой-то слизью покрыт. А уж кусался… Думаю, правда, что и у него обо мне остались не лучшие воспоминания: церемонии разводить было некогда, и я обошелся с ним не слишком любезно. До сих пор вспоминаю, как пришлось тащить паршивца по буеракам с веревкой на шее да кляпом во рту. Всю дорогу глаз не сомкнул: он ведь мигом улизнет, только отвернись. По пути, однако, чуточку присмирел — понял, что, коли будет артачиться, так не получит ни еды, ни питья. Ну в конце концов приволок я его в Лихолесье и сдал Трандуиловым эльфам: мы на сей случай заранее договорились. Сдал без сожалений — надоел мне Голлум до крайности, к тому же он еще и вонял премерзостно. По мне, так век бы его не видать, но вот Гэндальф, похоже, считает иначе. Диву даюсь, как у него хватило терпения на столь долгие разговоры с подобной дрянью.

— Разговоры были долгие, — с усмешкой подтвердил Гэндальф. — Долгие и не слишком приятные, но зато вовсе не бесполезные. Прежде всего я услышал историю «игры в загадочки» в том виде, в каком Бильбо рассказал ее нам сегодня. Это, правда, не главное — я и раньше догадывался, как было дело. Зато мне удалось узнать, что Кольцо выловили из Великой Реки неподалеку от Ирисных Низин. И когда! Голлум владел им невероятно долго, за это время сменилось множество поколений его сородичей. А продлевать жизнь под силу только Великим Кольцам. Вот тебе, Гэлдор, и доказательства. А мало этих, найдутся и другие. Кольцо все видели, оно совершенно гладкое, без всяких камней. Но если кто-то из вас решится бросить его в огонь, на нем проступят те самые письмена, о которых упоминал Исилдур. Я сделал это, и вот что я прочел:

Аш назг дурбатулук, аш назг гимбатул,Аш назг тракатулук, агх бурзум-иши кримпатул.

Голос мага поразительно изменился. В нем звучала грозная, зловещая мощь. Все содрогнулись, эльфы в отвращении зажали уши, и даже сиявшее в высоте солнце на миг померкло.

— Никто прежде не осмеливался вымолвить хоть слово на этом наречии в стенах Имладриса, Гэндальф Серый, — молвил Элронд, когда тень сошла и собравшиеся перевели дух.

— Будем надеяться, что никто не осмелится и впредь, — отозвался маг. — Однако я не прошу прощения. Для того, чтобы сей гнусный язык не зазвучал вскорости во всех уголках западного мира, мы должны признать очевидное: перед нами величайшее сокровище Врага, таящее в себе большую часть его древней, могучей и злобной силы. Из бездны Черных Лет вернулось это заклятье, услышав которое кузнецы Эрегиона поняли, что стали жертвой предательства.