Наталия Ипатова - Цикл: Рохля

- А есть ли такой сюжет, в котором ты позволила бы мне поиграть?

Хлое задумалась. Соланж и не подозревала, что поставила ее в затруднительное положение.

- Что-нибудь детское, с котятами и овечками, где гарантированно не случится ничего такого, за что мне потом будет стыдно отчитываться перед твоей уважаемой матерью. Но тебя ведь, - она выжидательно посмотрела на Соланж, - тянет туда, где звенит сталь и льется кровь?

- А какая разница, если я для них не существую? Ну, звенит, и даже, допустим, льется! Это же все придумал кто-то понарошку.

- Изнутри - нет.

- Но это не моя кровь, и шпага пройдет сквозь меня! Я же не тамошний персонаж!

- Тогда что ты подразумеваешь под «поиграть»? Мимо мы и так с тобой проходим.

- Но мы же ни во что не вмешиваемся! А иногда бывает, что надо только слово сказать кому надо, или под локоть толкнуть, чтобы они перестали маяться дурью, правильно друг дружку поняли, встретились наконец… а то ведь проходят в двух шагах и мучаются!

Хлое вздохнула:

- Очень хочется, да?

- Иной раз просто невыносимо, ага, - Соланж прижала к груди твердые кулачки.

- Давай так, дорогая: мы тут или ничего не можем сделать, иначе все пойдет не так…

Соланж помолчала.

- Я же хочу как лучше. Ну и пусть «не так», может, оно на самом деле «такее»! Можно остановить руку убийцы, вернуть матери потерянного ребенка, заставить влюбленных дураков объясниться!

Хлое невольно улыбнулась:

- Но тогда пропадет сюжет.

- Ну и пусть пропадет, что он за ценность такая - сюжет, по сравнению с тем, что людям в нем будет хорошо!

- Людям или персонажам?

- Да без разницы! Персонаж иной раз куда лучше, и всяко поинтереснее…

- А кто только что твердил мне про кровь понарошку?

Соланж нахохлилась и замолчала, не зная, чем доказать свою правоту.

- Крушение сюжета для тех, кто внутри, равносильно концу света.

- Ты что ли пробовала?

Пришла пора Хлое помолчать, соображая, что можно сказать этому крикливому и надоедливому птенцу.

- Я странствую давно. Я - ненаписанный персонаж несостоявшегося романа. Я сбежала от небытия в другие книги, и я много где побывала.

Пауза.

Соланж явно пребывала в настроении, когда ссылки на возраст и опыт прошлых жизней просто не работают. Все, что кажется разумным ей, Хлое, подростком будет сочтено за нудную и никому не нужную дидактику.

- Есть очень много книг.

- Нну?

- Чем дольше ты блуждаешь по Межстраничью, чем большему числу историй ты свидетель, тем вернее ты понимаешь, что не все они написаны так, чтобы добрым людям в их стенах-обложках было хорошо. Во многих из них с людьми - и с детьми! - творят то, что не должно происходить ни со взрослыми, ни с детьми. Есть множество читателей, кто предпочитает их понарошковую кровь их же понарошковому счастью.

- Я не из тех, - это прозвучало угрюмо. - Иной раз лучше вообще не читать, чем читать и не мочь ничего сделать. Были бы все в мире книги о победе добра над злом, так, верно, в мире было бы и получше, и почище. В смысле, вообще!

- Да кому ты говоришь!

- А, ну да, извини. Но тогда ты лучше других меня понимаешь.

- Ты можешь что-то сделать там лишь будучи существом из плоти и крови. Персонажем.

- Ну, - Соланж казалась слегка сбитой с толку. - Пусть. Могу же я быть персонажем, про который у автора ничего не написано? Кому протянешь руку, кому подставишь ногу…

- Быть персонажем, - пояснила Хлое невыразительным тусклым голосом, - это значит утратить объемлющий взгляд на сюжет. Никакой внешней информации, и ты не знаешь, кто плох, кто хорош, кто интригует, а кто нуждается в помощи. Ты испытываешь нужду, голод и муки совести, и они диктуют тебе поступки неумолимее, чем симпатия и сострадание к тем, кому ты хотела бы помочь, когда смотрела на них со стороны, и тебе были ясны их мотивы и движения души. И кстати о совести.

- Совесть и требует от меня не стоять в стороне равнодушно!

- Фанфиковы Посады полны продуктов такого неравнодушия. Я открывала двери во многие книги. Я видела, - Хлое мечтательно улыбнулась, - как отплывали в океан эскадры морских сериалов. Я видела, как люди своими руками делают войну - войной, и сами же ей ужасаются. Литература и, может, еще религия - две дисциплины, результатом которых становится совесть, а больше ничто ей не научит. В процессе странствий я и подцепила эту штуку, совесть. Ах да, вот я о чем хотела… Допустим, ты помогла тем, кого ты считаешь хорошими, убить тех, кого ты считаешь плохими. А потом твоя оценка изменилась. И не то, чтобы ты теперь желала зла первым, однако ты нынче больше понимаешь вторых… а первые уже не так тебя очаровывают, и ты понимаешь, что больше не можешь с легким сердцем в чью бы то ни было пользу сказать «лучше убейте этого».

- Это как в жизни. Ты всегда помогаешь тем, кто тебе нравится, потому что никогда не знаешь все! И никто всего не знает, вот! И вообще, это только потом решают, кто был прав, и то никогда друг с дружкой не соглашаются.

- И самое главное. Раз ставши в этих стенах существом из плоти и крови, ты в них останешься. В мире, я хочу отметить особенно, где совершенно точно есть Творец, и этот Творец не всегда добр и почти никогда - справедлив. Ты больше не выйдешь в Межстраничье и не сменишь обложку на другую, где станешь творить добро. Ты хочешь бунтовать против Его воли, но сама отдашь себя в его руки.

- Хлое, - спросила Соланж, - почему твой роман остался не написан? Ты сама из него ушла?

- Таков был мой тогдашний выбор, а жалею ли я - это вопрос моей совести, и делить его с тобой я не буду.

- Я не жалею, - сказала Соланж. - Если бы ты осталась там, то не была бы здесь. Что бы там ни было. А твой Творец… ну, он сам виноват, что тебе с ним было плохо!

- Спасибо, - серьезно ответила Хлое. - Помимо прочих неудобств, от нее происходящих, совесть время от времени требует отпущения грехов.

- Ты сам по себе пришел, или тебя послали?

В комнате Септима было темно, шторы на окне во всю стену раздернуты, в свете прожектора падали крупные снежинки.

- Сам, - сказал Люциус. - Я присяду?

Септим пожал плечами, сам он стоял у окна и смотрел на снег и вниз, на парк Дома Шиповник. Одет как джентльмен на отдыхе: в кашемировый джемпер серого цвета и брючки-гольф. Только одно послабление в его домашнем костюме: без галстука. Найдя себе занятие во внешнем мире, Люциус уже знал, что верность дресс-коду - это причина потешаться над нашим братом-эльфом. К тому же он был Младшим Дома совсем недавно и помнил это время слишком хорошо. Нет никого, кто понял бы Септима лучше него, но убедить в этом Септима едва ли будет просто.