Ника Созонова - Два голоса

— Лучше, чем выгляжу.

Ты скрылся в ванной. Я заметила, что ты хромаешь, припадая на левую ногу, и мне страстно захотелось, чтобы она болела у меня, а не у тебя. А ты бы меня жалел.

Очень тянуло сделать для тебя что-нибудь хорошее. К примеру, диким зверем зализать твои раны, чтобы они исцелились к вечеру. Или хотя бы приготовить королевский завтрак. Поскольку в лечебных свойствах своей слюны я сомневалась, выбрала последнее.

Стоило мне поставить на огонь чайник и задуматься над извечным вопросом: яичница, омлет или что-нибудь посложнее? — как замурлыкал дверной звонок. Я подалась в прихожую в уверенности, что это соседка — за солью или спичками, или какой-нибудь страховой агент. Но оказалось намного более обязывающая гостья.

— Алька, извини, что не позвонила. Была в двух шагах, в химчистке, решила забежать. Не пугайся: на десять минут, только чайку попить!..

— Ма?..

Вот уж кого я не ожидала сейчас увидеть! Нутром она, что ли, почуяла грандиозную перемену в моей жизни? (С какой стати ей тащиться в химчистку почти на другой край города? — придумала бы что-нибудь более убедительное.)

Мамочка у меня, несмотря на зрелые годы, женщина весьма энергичная. Маленькая, ухоженная, всегда с тщательным макияжем, она выглядит не на свои пятьдесят шесть, а лет на пятнадцать моложе. Ведет же себя порой так, словно ей нет и тридцати. В нашей семье она безусловный лидер. Папа горячо любим, искренне уважаем, но он на вторых ролях. При том, что он интеллигент в седьмом поколении, потомственный ученый, а она приехала из крохотного городка, из рабочей семьи. И внешность у нее непородистая — (предмет тайных комплексов): нос репкой, губы ниточкой. Потому на макияж и наряды уходит масса времени и энергии.

Меня восхищало мамино умение совмещать в себе деловую леди и хранительницу домашнего очага. В детстве я страстно хотела быть на нее похожей, но характер у меня более мягкий, в отца, в отличие от сестричек, да и энергия не бьет фонтаном. Впрочем, я опять углубилась не туда. Хочу лишь сказать, что очень люблю свою мамочку, но ее приход был явно не в тему.

— Я тебя не ждала, — пролепетала я, посторонившись и давая родительнице пройти. (Попробуй ее не пустить под любым предлогом — такое начнется!) — В квартире бардак, только что встала…

— А что мне твоя квартира? На кухне посидим. У тебя ведь сегодня свидание — вот я и решила оценить твой внешний вид, посоветовать с платьем и косметикой.

— Свидание?..

Я напрягла память. Ах да, я же договорилась встретиться с этим, как его… замом. Как давно это было — в позапрошлой жизни.

— Мумми, знаешь, оно отменилось. Если б ты мне позвонила, я бы сообщила эту прискорбную весть, и ты не потратила бы зря время.

— Как?! Он посмел его отменить?

— Нет, он еще не знает. Я вот сейчас ему позвоню и отменю. Нет, лучше пошлю смс — чтобы без долгих объяснений.

— Зачем? Что случилось, Алина? Я тебе не понимаю.

Мамочка не на шутку встревожилась: даже лицо пошло розовыми пятнами, а она этого жуть как не любит.

— Я все объясню. Вот и чайник как раз закипел! Посидим и спокойно обсудим.

— Ты пугаешь меня, старшая дочь. Лучше кофейку! Что-то мне захотелось взбодриться… Такой мужчина, такой экземпляр — неужели ты еще отыщешь что-то лучше или хотя бы равноценное?

Едва я налила мамочке кофе, а себе травяной чай, на сцену выполз ты. Наверно, ты не слышал наших голосов за шумом воды в душе, иначе догадался бы отсидеться в ванной до завершения семейной встречи.

Не найдя халата, ты обмотал вокруг бедер полотенце. С волос стекала на плечи влага и плохо промытая пена. Синяки на теле оказались гораздо внушительнее, чем на лице и напоминали континенты в атласе мира. По цвету они соперничали с татуировкой, изображавшей — что стало ясно на свету — пернатого змея Кецалькоатля. Его увенчанная короной из перьев голова с бесстрастным медным лицом кусала тебя за ключицу, хвост же терялся в недрах полотенца. Картинка меня искренне восхитила. Но вот мамочка, боюсь, иначе отнеслась к этому шедевру.

Ты не удивился и не опешил. А если и опешил, то хорошо это скрыл.

— Доброе утро, — ты отвесил гостье церемонный поклон, едва при этом устояв на ногах.

— Знакомься, мамуль. Найт, мой жених.

Я выдала это как можно беспечнее, словно не догадываясь, какая буря меня ожидает.

— Очень приятно.

Свое изумление мама выразила взметнувшейся вверх правой бровью. Да еще затрепетали ноздри, широкие, как у меня. И пятна из розовых трансформировались в багровые. А так — ничего, тишина и спокойствие. Поистине, железобетонная леди.

Завтракали мы в гробовом молчании. Я сделала тебе пару бутербродов — чтобы не было так заметно, как дрожат твои руки. Но они все равно выдали: кофе расплескивался за край чашки, когда ты пытался сделать глоток. Но выражение лица при этом было застывше-вежливое.

*** — Мне было страшно. Твоя мать смотрела на меня с ледяной улыбкой, словно на редкостное насекомое. Я не мог угомонить собственное тело. Я привык, что оно давно меня не слушается, но было пофиг, а вот теперь оно существенно меня предавало.

— Ты был великолепен. По невозмутимости и каменности физиономии мог посоперничать с мамой. Или с английским лордом.

— Это была самозащита. ***

Прожевав последний кусок, ты поднялся:

— Пойду-ка я, пожалуй, займусь рефлексией и самоиндентификацией.

— Нет, пожалуйста, не уходи!

Но ты не внял моей мольбе, лишь покачал головой. "Это твой разговор, и я здесь лишний".

— Алина, я очень надеюсь, что это просто неудачная шутка? Глупый розыгрыш?

Мама закурила, заметив на подоконнике мои сигареты — что позволяла себе в последние годы крайне редко, заботясь о легких и цвете лица.

— Мама, я взрослый человек. Не пытайся меня строить. Я давно выросла из возраста, в котором воспитывают.

— Я беспокоюсь о твоей жизни — это естественно для матери. При чем тут возрастные рамки? Это у животных — котенок вырос и стал для матери-кошки чужим. А у людей сердце болит о своих детенышах до их старости.

— Беспокойся на здоровье. Но тактично, не вмешиваясь.

— Господи, — мама передернулась всем телом. Так, что тоненько зазвенели сережки. — Неужели ты и впрямь собралась выйти замуж за это чудовище?

— Замуж? — Я задумалась. Назвала тебя женихом, поскольку "бой-френд" или "молодой человек" звучало бы глупо. Но обрадует ли тебя штамп в паспорте? И есть ли у тебя вообще этот документ? — Не уверена. Но свою жизнь, до конца, свяжу только с ним.

— Аленька, — голос мамы стал приторным, — а может, ты простудилась и у тебя жар и бред? — Она потянулась ко мне, чтобы пощупать губами лоб, как в детстве, но я отстранилась. — Или это у меня жар, и это я брежу?