Скованная льдом - Нина Черная

меня неживыми глазами-бусинками, от этого сделалось жутко, но я не отвела взгляд, упрямо хмурясь.

— Девонька, ты смеешься над стариком? — произнес он неуверенно, подплывая ближе.

— Нет, что ты, просто отправить меня отправили, а толком ничего не пояснили.

— А предания-то ты слыхала? — спросил посох, нависая надо мной, отчего я отступила на шаг назад, ближе к двери.

— С-слыхала, — сглотнула я тугой ком, — на обед он молодушек пожирает.

Если бы Никодим был человеком, он бы точно поперхнулся или оступился, таким ярким оказалось его удивление. А после грянул смех, смешавший все мои чувства.

— Вот умора! — крякнул посох, опершись о стену для устойчивости, — впервые такую версию слышу. Аська, ну ты что, тебе же не пять лет от роду.

— Мне некогда было предания читать, — оскорбилась я за свою неосведомленность, — на мне все хозяйство лежало.

Сознаваться, что я догадалась обо всем возможном позоре, что Макар с дарами творил, стало стыдно, поэтому я и состроила из себя дурочку.

Посох обреченно вздохнул и без спроса поплыл в мою комнату.

— Ну что ж, деточка, усаживайся поудобнее, рассказ будет долгим, — он смерил меня оценивающим взглядом с головы до ног и вновь вздохнул, — особенно для такой простушки, как ты.

* * *

Черный бог

Ярость плескалась внутри меня, смешиваясь с раздражением и непониманием. Кто посмел нарушить священные устои моего леса? Я протяжно вздохнул и уставился на завывающую за окнами вьюгу, она вихрилась и била в стекла снегом, занося мой терем в очередной раз.

— Хозяин, — позвал меня привязанный дух, — что у тебя случилось? Я прямо чую думы грозные. Неужто, даренная девица оскорбила?

— Нет, Панкратий, — я вновь вздохнул, переводя взгляд на белого песца, сидящего у моих ног, — дела черные творятся в моих владениях.

А почему бы и не рассказать духу о том, что я углядел, когда на разведку летал? Одна голова хорошо, а две лучше. Тем более, Панкратий отличается умом исключительным, много советов дельных давал за годы исправной службы.

Песец переступил с лапки на лапку, вытянулся в струнку и приготовился слушать и анализировать попутно.

— Смотри, — я прикрыл глаза, вспоминая все увиденное в подробностях, — я летал по лесу Зачарованному, чтобы проверить, не припасли ли мне других даров, кроме этой… — я запнулся, не зная, как обозвать человечку, имя-то из головы уже вылетело, — доходяги. Недалеко от священной поляны, где круг ритуальный, я обнаружил двух девушек, — песец дернул ухом и повел усами, я же снова тяжело вздохнул и продолжил, — мертвы они оказались.

— Загрыз кто? — уточнил дух, когда я не стал продолжать, ожидая реакции песца.

— Нет, — я прикусил палец на мгновение, но тут же отдернул, никак от вредной привычки не избавлюсь, за столько столетий, — их заморозили, до смерти.

— Но, — Панкратий даже пасть приоткрыл от удивления, — так ведь можешь только ты…

— Вот и я думаю, кто решил так надо мной и над человечками подшутить зло, — я встал со своего кресла, не в силах больше сидеть, — ведь раньше никогда на меня поклепов не наводили.

Панкратий отвел глаза, прищурился, поднялся на четыре лапы и стал мерить зал короткими шагами. Мягкие лапы бесшумно ложились на созданный мной ледяной пол. Хоть у Панкратия и имелись когти, он обычно прятал их дальше в подушечки, чтобы бесшумно подслушивать, подглядывать и шпионить для меня.

— И что ты делать планируешь? — спросил он, остановившись посреди зала, на звериной морде озадаченность смотрелась комично.

— Расследовать, конечно, что же еще, — я фыркнул и направился к выходу из зала, — и ты мне в этом поможешь.

Песец быстро кивнул, встряхнулся и потрусил за мной, к выходу.

— Но сначала накорми ходячее бедствие, что нарушило наше уединение, — бросил быстро, пока не забыл о гостье.

— Ты ее не выгонишь? — удивился Панкратий, сев на пятую точку от неожиданности, — как всех остальных, с подарками, да восвояси.

— Пока нет, — я передернул плечами, от воспоминаний о ее затравленном взгляде стало не по себе в очередной раз, будто я изверг какой, — и не отпущу до того, пока не отыщем душегуба.

Песец вновь кивнул и побежал к лестницам, я же прошел в дальнее крыло, где пряталась моя библиотека — святилище знаний людских и божественных. Святая святых, куда ходу ни одному смертному не было, да бессмертные сторонились.

Именно там я планировал освежить знания по тварям, что мир наш населяли, да нами с братом созданы были когда-то.

Аська

Я теребила завязки своего нарядного платья в который уже раз и кусала губы от волнения. Оказывается, доставить мужчине удовольствие и показать себя умелой любовницей — дело тонкое и сложное. Никодим в красках описал мне все нюансы и порядок действий. Во время его рассказа из меня только пар не шел, но щеки и уши горели исправно.

Все усугубляло то, что Никодим, хоть и посох, ассоциировался только с мужским полом, даже голос у него мужской имелся. От этого стыд и смущение захватили меня полностью, но я исправно вслушивалась в срамные слова и запоминала.

Во-первых, я обязана показать мужчине, что желаю его. Во-вторых, хлопать ресницами и прикладывать к губе палец. Для чего, я не поняла, а Никодим подробнее объяснять не стал. К тому же мое платье совершенно не подходило для соблазнения мужчины. А, когда я, краснея и дрожа, показала ему нижние панталоны, посох чуть в обморок не грохнулся.

После этого он поинтересовался, испытывала ли я в присутствии чужого мужчины желание хотя бы его поцеловать, не говоря уже о чем-то более развратном. Я приложила палец к губе и подняла глаза к потолку, силясь вспомнить подобные ситуации.

Никодим не выдержал и, выкрикнув: “Безнадежна!”, покинул мою комнату. Я расстроилась. Неужели, я не смогу угодить Макару? Как обмолвился посох, Черный бог предпочитает дев умелых и смелых. Я же не отличалась ни первым, ни вторым. Действительно, самоотверженность и жалостливость сыграли со мной злую шутку.

Но сделанного не воротишь. Если я хочу спасти деревню, то обязана сделать Макару так приятно, чтобы он смягчился и перестал насылать на наш край лютые морозы.

Я кивнула сама себе и уверенно направилась в ванную комнату, чтобы принять ароматную ванну, как советовал посох. После оставалось намазаться ароматными маслами и лечь на кровать обнаженной, в ожидании Черного бога.

Стоило вспомнить сказанную посохом стыдобу, как я моментально покраснела и закрыла пылающее лицо ладонями.

— Не могу, — сорвалось с губ обреченное.

Я плюхнулась в кресло, которое как раз попалось на пути к ванной комнате, и тихонечко завыла. Но долго мне жалеть себя, предаваться отчаянию и смущению