Алексей Пехов - Страж. Тетралогия

Ознакомительный фрагмент

— Я пас, — сказал Львенок, сбрасывая свой набор.

— Играю. — Франческа сдвинула несколько фишек в общую кучу.

— Ты блефуешь, — сказал я ей. — У тебя не больше одного оруженосца.

— А ты проверь, — усмехнулась она.

Львенок покачал головой и разлил вино. За последние четыре дня он несколько сблизился с симпатичной законницей, и, судя по всему, это его нисколько не волновало. Впрочем, меня это волновало еще меньше. Несмотря на предвзятое отношение к Ордену Праведности, я был благодарен ей за помощь.

Пугало с вызовом посмотрело на девушку, выложив неудобную для всех нас десятку.

— Так ты скажешь, наконец, что это было за масло, которым ты облила тварь? — спросил я у Франчески.

— Еще чего! Я не лезу в тайны Братства, а вы, мальчики, не лезьте в тайны Ордена. Спросили бы у инквизитора, пока он еще был в городе. Уверена, он знает, что это такое. А, чтоб тебя! Проклятое Пугало!

Она бросила карты на стол и взяла бокал из рук Львенка. Мне никак не удавалось привыкнуть к изменению его облика и лысой башке. Он все-таки выполнил свой дурацкий обет, но нисколько не переживал по этому поводу.

Я переглянулся с Пугалом, легко пожал плечами. Он ответил тем же. Проповедник, увлеченный просчетом расклада, не обратил на наше «общение» никакого внимания. Для вида пришлось сделать еще один ход, а потом сдаться, когда старый пеликан выудил припасенную цветастую картинку.

— Интеллект — великая сила! — напыщенно заявил он мне.

— Болтай, болтай, старый негодяй, — хмыкнул я, берясь за свой стакан. — Пугало не оставит от тебя камня на камне.

— Куда теперь собираешься, Людвиг? — спросил у меня Львенок.

Я покосился на Франческу. Благодарность благодарностью, но наивностью я никогда не страдал. Она поняла мои сомнения, улыбнулась и ничего не сказала.

— Еще не определился. Следует почитать корреспонденцию.

— Да! — заорал Проповедник. — Да! Так тебе, соломенная шляпа! Я все-таки выиграл! Выиграл!

Пугало, ничуть не расстроившись, село в уголке и начало затачивать серп. Проповедник ликовал, носился по комнате и даже не подозревал, что все это время мы ему поддавались.

История шестая

Когти

Перекрестки — дурное место, особенно ночью, на перепутье лесной дороги, вдали от жилья. Нечисть любит плясать в такое время, скользя по лунному свету и поджидая дураков, которым не сидится дома.

Хуже такого перекрестка может быть лишь тот, где тебя встречает висельник.

Этот был именно таков.

Я увидел человека, повешенного на суку, издали и придержал жеребца, заставляя идти шагом. Полная ледяная луна прекрасно освещала болтавшегося мертвеца, и я успел увидеть, как что-то небольшое и темное спрыгнуло с его плеч и исчезло на дереве.

— Не хочу лезть с советами, но лучше бы тебе пришпорить коня. — Проповедник говорил дельные вещи, но это означало рисковать лошадиными ногами.

Дорога была ужасной.

— Это может быть черт, — посулил он мне, видя, что я не спешу поступать разумно.

— Скорее какая-то мелочь из иных существ. Падальщик. А быть может, обман зрения. Ночью чего только не покажется.

— Интересно, ты кого убеждаешь, меня или себя? — задумчиво вопросила душа.

— Раз такой умный, сходи и посмотри.

Разумеется, он никуда не пошел, и я направил коня вперед. Покойников я не боялся, но в такое время следовало сохранять осторожность.

Снежные сугробы искрились в лунном свете, тускло вспыхивая мертвым ледяным блеском. Они нависали над дорогами, которые зимой превратились в труднопроходимые, узкие тропинки. Труп, практически раздетый и босой, повис на пеньковой веревке, едва заметно покачиваясь.

Он был порядком проморожен, но, несмотря на это, кто-то умудрился обгрызть ему половину лица, и кости черепа белели так же, как и снег вокруг. В полной тишине, зимней, давящей, среди угрюмого мрачного леса, висельник казался очень уместным, хотя оставалось лишь гадать, кто и за какие проступки его здесь вздернул.

— Что ты там бормочешь? — спросил я у Проповедника.

— …Шестой висельник, которого ты встречаешь.

— Нет. Это седьмой на седьмом перекрестке с тех пор, как София говорила со мной в замке Кобнэк.

— И когда будет тот самый, которого тебе следует опасаться?

— Спроси чего-нибудь полегче. — Из моего рта вырвались облачка пара. — Возможно, он перед тобой, а, может, я встречу его лет через шестьдесят.

— Тебе этот покойник не знаком?

— Впервые вижу.

— Как ты можешь быть уверен? У него от лица почти ничего не осталось, все объедено.

Пугало стояло поодаль, улыбаясь и глядя на мертвеца так, словно тот был его лучшим другом. Оно отсутствовало почти месяц, пропав за два дня до Рождества, и я даже начал думать, что одушевленному надоело за мной таскаться и он не вернется, но в последнюю неделю января, когда морозы стали особенно лютыми, Пугало внезапно появилось в моей комнате, до чертиков обрадовав своим приходом Проповедника.

— Этого, думаю, уж точно не придется опасаться, — сказала душа.

— С чего ты так решил?

— Ну, он явно не собирается выбираться из петли и пробовать, каков ты на вкус.

— Пророчества иносказательны, Проповедник. Возможно, что после встречи с ним у нас начнутся неприятности, а, быть может, на этой же веревке подвесят и меня.

— Чтобы твой язык черти гвоздями прибили! Дева Мария! И этому человеку я еще спас жизнь?! — возмутился старый пеликан.

— Я всего лишь перечисляю варианты, не кипятись, — миролюбиво заметил я.

Проповедник ответил сварливым ворчанием, Пугало промолчало, висельник был равнодушен ко всем беседам, что велись под его босыми ногами.

Я в последний раз посмотрел на мертвеца и, миновав перекресток, выехал на заснеженный тракт.

Рождество застало меня на юго-востоке княжества Лезерберг, в глухой провинции. Там мне пришлось очищать маленький город от темных тварей, расплодившихся здесь после того, как рухнула дамба выше по течению и вода затопила кладбище, где хоронили преступников. Я намеревался отправиться в Фирвальден, в Вион, сразу после того, как покончил с делами, но вмешалось Провидение в виде погоды. Точнее, непогоды. Начались затяжные снегопады, и дороги засыпало так, что выбраться из чертова городка не представлялось никакой возможности. Я оказался заперт и предоставлен на растерзание вселенской скуки и Проповедника. Через две недели такой жизни я понял, как выглядит настоящий ад. Ни вино, ни женщины, ни игра в азартные игры с немногочисленными постояльцами трактира не могли спасти меня. Я умирал от безделья и от того, что где-то, за снежными наносами, продолжала бушевать жизнь.