Владимир Романовский - Год Мамонта

Это было приглашение во дворец, подписанное Великим Князем Буком.

— Благодарю вас, Шила.

— Не за что. Кстати, если вы сможете увезти мою матушку, обо мне не беспокойтесь. Я здесь как-нибудь проживу.

— Э… нет, — сказал Брант. — Если получится, то нужно будет вас тоже увезти.

— Почему?

— Потому что если ваша матушка уедет, а вы останетесь, Фалкон женится на вас.

Шила задумалась.

— Нет, не похоже, — сказала она. — Он меня не любит.

— А вашу матушку?

— Там дело принципа. Когда-то у него была к ней страсть. Теперь это просто вопрос честолюбия. А любви не было никогда.

— Вы уверены?

— Я вижу Фалкона чуть ли не каждый день. Этот человек не способен любить. До завтра.

Брант зашагал к Храму.

Рабочие в количестве десяти человек разбили на крыльце Храма настоящий пикник.

— Где священник? — спросил Брант.

— Внутри, — сказали ему. — Благодарит Создателя, что тот ему нас послал, людей, знающих свое дело.

— Ага, — сказал Брант. — Предводитель у вас есть, знающие люди?

— Я, — сказал плотный мужчина, лысый, с козлиной бородкой.

— Пойдем со мной. Остальные пусть жрут. А чего столько хрюмпелей? — спросил он, глядя на огромную бадью, наполненную хрюмпелями. — Вы же лопните, если все это съедите.

— А очень вкусно, — объяснили ему.

— А вы кто такой? — спросил предводитель.

— Я одновременно ваш казначей и зодчий, — сказал Брант.

— О! — предводитель удовлетворенно кивнул. — Понятно. Без зодчего мы бы обошлись, я сам кое в чем разбираюсь, но казначей — самый необходимый в нашем деле человек.

Редо сидел на второй от алтаря скамье и то ли молился, то ли размышлял.

— Пойдем в кабинет, святой отец, — сказал Брант.

Редо вскочил, словно очнувшись, и тряхнул головой.

В кабинете Брант грохнул на стол мешок с золотыми монетами, большую часть которых составляли для быстрого счета десятинки (вот что значит иметь дело с ювелирами — очень практичный народ), и, сыпанув из мешка на поверхность стола, отсчитал ровно три тысячи. Отсчитав, он сгреб золото себе в карман.

— Материалы будете покупать? — спросил Редо.

— Мне это не к лицу, — сказал Брант. — Я зодчий. У каждого свои обязанности. Материалы купит он, — он ткнул пальцем в предводителя. — После того, как я ему скажу, что купить. И исполнит все в точности, иначе лишится премии и будет с позором выгнан вон.

— А что же вы тогда… — начал было Редо.

— Это моя плата, — объяснил Брант. — Три тысячи.

— А в мешке осталось девять?

Брант пожал плечами.

— Вы, как я понимаю, человек, далекий от арифметики, — сказал он. — И все же вы должны бы, вроде, понимать, что если из девяти тысяч вычесть три, то останется не девять тысяч, а меньше.

— Но вы сказали, что ремонт будет стоить восемь тысяч, плюс три тысячи на непредвиденные расходы.

— Да, и расходы будут, не сомневайтесь.

— Но если вы берете три тысячи себе, то получается не одиннадцать тысяч, а только восемь.

— Да. И что же?

— Но в таком случае на непредвиденные расходы ничего не останется!

— Почему же? Все включено.

— Но вы же забираете себе…

— Мои три тысячи. Это оплата моего труда. А вы думали, что лучший зодчий столицы будет работать для вас бесплатно?

— Но мы же в Храме! Вы же верующий! Вы же ремонтируете Храм!

— Правильно. Поэтому и беру три тысячи, а не шесть. Учитывая бедственное положение Храма и наглое пренебрежение им его прихожанами. И хватит об этом. Предводитель!

— Да! — откликнулся развеселившийся от всех этих объяснений предводитель.

— Твоим рабочим задаток — сто золотых каждому. По окончании работ, которые займут месяц, они получат еще сто пятьдесят. Не обидятся?

— Что вы! Это вчетверо больше, чем обычная плата. Я думаю, нельзя им столько…

— Рассуждаю здесь я. Ты им скажешь, что тебе лично заплатили триста. Они заподозрят, что тебе заплатили пятьсот. На самом деле, ты сейчас получишь пятьсот задатка, и по окончании работ еще тысячу, но только в том случае, если сделаешь все, как я скажу. Дело в том, что, возможно, через неделю мне придется на некоторое время уехать.

— Куда это? — поинтересовался предводитель.

— К чертовой бабушке, — объяснил Брант. — И неизвестно, сколько я там пробуду. Так что есть шанс, пусть и небольшой, что работы тебе придется заканчивать без меня. Деньги я отдам на хранение одной особе. Если ты по любой причине отступишь хоть на дюйм от моих инструкций, эта особа наденет твою мошонку тебе на голову и скинет тебя в речку с якорем на ноге. Если же не отступишь — заплатит всю сумму и, возможно, от себя прибавит. И, кстати, если ты вздумаешь убежать, она найдет тебя где угодно, и произведет с тобой все вышепречисленное. Надеюсь, дальнейшие разъяснения излишни! Перейдем к плану.

Он схватил лист бумаги и перо и начал быстро чертить и разъяснять. Предводитель и Редо смотрели и слушали, первый подобострастно, второй с интересом и удивлением.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ

Нико шел по улице, наклоняя торс вперед и волоча по мостовой обрывок цепи с замком. Цепь на ноге слегка затрудняла ходьбу и гремела. Длинная рубашка Нико не была заправлена в штаны и свисала до колен, сальные волосы растрепались, но настроение улучшалось от квартала к кварталу, ибо с каждым кварталом Нико приближался к своему любимому месту — к окраине. Прохожие таращились на странного человека, будто беглого раба, шагнувшего в их мир из каких-то древних времен. Нико обаятельно улыбался в ответ.

Чем ближе к окраине, тем непосредственнее люди. На каком-то углу Нико спросили, что означает его внешний вид, и он драматически ответил, что только что сбежал из страшного славского плена и просит его никому не выдавать и не разглашать военную тайну, ибо народу вменяется думать, что никакой войны в данный момент нет. Спрашивавшие удивились и осведомились, не от самой ли Славии он таким образом прибыл, волоча цепь. Нико загадочно ответил, что с его специальной подготовкой никакие переходы не страшны. Он бы объяснил подробнее, если бы спрашивавшие не потеряли вдруг интерес и не удалились по каким-то своим неотложным, первой степени важности, делам, гораздо важнее, чем война со Славией.

На пути к юго-восточной заставе Нико набрел на узкий канал, в котором пришвартованные стояли старые прогнившие лодки. Берега канала соединялись мостом. Позади Нико послышался стук копыт. Нико посторонился слегка, не теряя достоинства, но давая всадникам себя обогнать. Их было пятеро, и на них были белые плащи с эмблемами. Очевидно, они имели какое-то отношение не то к Рядилищу, не то к княжескому дому. Переехав канал, они остановились у таверны, еще не окраинной, но уже без столичного блеска, и спешились. Никто не выбежал им навстречу, и привязывать коней им пришлось самим. Всадники не выразили ни удивления, ни раздражения. Стали привязывать.