Макс Мах - Хозяйка Судьба

— Вставай, Рогем! — повторил Займан и улыбнулся, зная, что Карл увидит его улыбку даже в мутной предрассветной мгле. А то, что его друг, и брат его собственного брата, владетеля Нагума, не спит, он уже, разумеется, понял.

— Куда пойдем? — спросил Карл, легко поднимаясь со своего жесткого, походного, ложа.

— Куда тропа приведет, там и будем, — коротко и непонятно, в своей обычной манере, ответил Займан и, мягко повернувшись на месте, пошел прочь. Ходил он красиво, легко и грациозно, что было удивительно для человека, проведшего большую часть жизни в седле, но убру на то и убру, чтобы поражать окружающие народы сочетанием не сочетаемого. В этом, если разобраться, и заключалось особое очарование этого племени. Государство без государства, вполне республиканские отношения и жесткая, если не сказать жестокая, дисциплина, основанная на законе и обычае и способная порождать сильных, наделенных едва ли не императорской властью вождей. И все, что было верно для убру вообще, верно было и для Займана, который мог быть преданным другом, мягким и терпимым к чужим недостаткам — или к тому, что являлось недостатком в его собственных глазах — но мог быть и строгим, не знающим снисхождения, учителем. Вот и с походкой так же. Должен бы ковылять, как все выросшие в седле, на кривых «кавалерийских» ногах, но нет. И ноги прямые, и походка такая, что можно залюбоваться.

Карл проводил друга долгим взглядом и пошел следом, пытаясь копировать сложный и красивый убрский шаг. Если бы Карл верил, как верят в это на юге, у Великой Стены, он бы сказал, что, вероятно, в Займане воплотился к новой жизни дух снежного барса, заслужившего гордостью и отвагой вторую — человеческую — жизнь. Но младший брат Нагума не был ни оборотнем, ни чужим воплощением. Он всегда был только тем, чем он и был: самим собой.

— Я вижу две тропы, — сказал Карл, когда они подошли к склону горы.

— А я ни одной, — усмехнулся в ответ Займан. — Правда, я знаю, где они должны находиться.

— Это хорошо или плохо? — спросил Карл, понимавший, что это всего лишь еще одна метафора, которую Займан не замедлит развернуть в поучение.

— Не знаю, — Займан уверенно вступил на узкую тропку, которая огибала Левый Клык, скалистую сопку, которую сами убру называли горой. — Не знаю, но я расскажу тебе одну притчу.

Он шел уверенно, как если бы видел во мгле, но, на самом деле, глаза Займана, в отличие от глаз Карла, проникнуть сквозь мрак не могли.

— Однажды, кот и лиса гуляли вместе. Ты веришь, Рогем, что такое возможно?

— Верю, — усмехнулся Карл. — Мир полон удивительных чудес, так почему бы не случиться и такому, чего еще никогда не случалось?

— Ты прав, — согласился Займан. — Все, что еще не случилось, всего лишь ждет своего часа. Как знать, не нам ли суждено его дождаться?

Они миновали поворот, и тропа круто пошла вверх.

— Во время прогулки, — между тем продолжил Займан. — Лиса похвалялась, что знает сто разных уловок, чтобы удрать от врагов. А ты сколько уловок знаешь, спросила она кота. Одну, ответил ей кот. Это был честный ответ, Рогем. Кот сказал правду. Все так и было, он знал всего один способ, а лиса целых сто. Однако, когда на них неожиданно напали волки, а их было много — целая стая — то случилось это так быстро, что лиса просто не успела ничего придумать. Только она остановилась, что бы выбрать подходящую хитрость, как волки уже набросились на нее и разорвали в клочья.

— Бедная лиса, — улыбнулся Карл. Он уже понял куда клонит рассказчик. — Ее погубила множественность решений. Творческим натурам, Займан, всегда с трудом даются мгновенные решения. Почти всегда.

— Да, — не стал спорить его собеседник, продолжая между тем подниматься по невидимой тропе. — Ты прав. Ведь кот уцелел только потому, что и вовсе ни о чем не думал. Он ведь знал только один способ спастись, им кот и воспользовался. Он сразу же забрался на дерево.

— Славно! — уже откровенно усмехнулся Карл. — Вопрос лишь в том, что бы он стал делать, не окажись поблизости дерева.

— Ты знал? — удивился Займан, оборачиваясь к Карлу. — Тебе рассказывал Нагум?

— Нет, — покачал головой Карл, понимая, впрочем, что друг его сейчас видеть не может. — Догадался.

— Ты Хайтар, — сказал, тогда, Займан и тоже покачал головой.

— Что это значит?

— Хайтар, — пояснил Займан, снова отворачиваясь. — Это тот, кто знает ответы на вопросы.

В некоторых случаях убру не различали модальности глаголов. «Знать» могло означать «обладать знанием», но могло означать и нечто другое — «уметь или быть способным это знание добыть».

2

Между тем, пока они взбирались на гору, ночная тьма постепенно выцветала, и к тому моменту, когда Займан и Карл вступили на вершину, воздух стал прозрачным, наполнившись жемчужным сиянием наступившего утра.

— Посмотри, — сказал Займан. — Это Каменная Ладонь, так мы называем это место.

Оттуда, где они остановились, плоская вершина Левого Клыка действительно напоминала большую человеческую ладонь с четырьмя сжатыми пальцами, на которых стоял круглый, увенчанный конической крышей храм — он был построен на последней фаланге «указующего» — росла маленькая кедровая роща и у края ее располагалось древнее, если судить по виду, убрское кладбище. У основания большого пальца лежали руины какого-то сооружения, сложенного из циклопических гранитных блоков, сплошь заросшие кустами, затянутые лозами дикого винограда и покрытые лишайниками. А в центре ладони светилось перламутром овальное зеркало озера. Вода в нем была неподвижна, как стекло зеркала, но на дне его, наверняка, били ключи, иначе бы этот каменный бассейн давно высох. Но озеро не исчезло, хотя и не переполнилось, что, в свою очередь, означало, что где-то в глубине его вод имелся естественный или искусственный сток, регулирующий уровень воды.

— Сейчас появится солнце, — Займан указал рукой на закрывавший восток горный кряж, и Карл повернул голову в указанном направлении. И едва только отзвучали произнесенные слова, из-за кромки гор в глаза им ударили сверкающие, цвета расплавленного золота, лучи медленно поднимающегося на небосклон солнца.

— Посмотри на озеро, — предложил Займан.

Горная гряда и встающее над ней солнце отражались в недвижимой прозрачной воде с такой точностью, что можно было предположить, что «светильник богов» поднимается именно там.

— Спокойная вода отражает окружающий мир во всех деталях, — Займан нагнулся и подобрал с тропы камень. — Но налетит ветер, — он размахнулся и швырнул камень в озеро. — И по воде пойдет рябь. Изображение останется, но оно будет искажено.