Вера Камша - ТАРРА. ГРАНИЦА БУРИ. Летопись вторая.

Холода он не чувствовал, хотя вокруг лютовала самая прекрасная из всех виденных эльфом зим. Ночная Обитель, Последние горы, Тарра — все куда-то исчезло. Он был в ином мире, сверкающем и холодном.

Небо над головой казалось лиловым, а на горизонте, над сверкающими ледяными вершинами горной гряды, сиял зеленый луч — последний луч уходящего дня. Медленно поднималась луна — огромная, серебряная, девственно чистая, лишенная уродливых серых пятен, так портящих лик ночной красавицы в мире Романа. Вокруг ночного светила кружили причудливые созвездия, внизу расстилалась слегка холмистая равнина. Со своей вершины эльф разглядел несколько волчьих пар. Звери свечой взмывали вверх, мягко приземлялись в пушистые сугробы, огромными прыжками носились по снежным склонам, оставляя цепочки синих следов. Иногда волки задирали головы вверх, и ветер разносил по ущельям торжествующий вой.

Несмотря на усталость и все ужасы последнего года, Роман невольно залюбовался волчьими плясками, но слух барда был немногим хуже звериного — какими бы легкими ни были шаги за его спиной, он услышал и резко обернулся, схватившись за оружие. Из-за острой заледеневшей скалы вышел воин. Высокий и стройный, он был закован в броню, словно бы сотканную из ночной синевы. Рука незнакомца лежала на загривке огромного волка, послушно трусившего рядом. Гость, а вернее, хозяин не принадлежал ни одной из известных Роману рас, хотя строгое узкое лицо могло поразить совершенством черт даже эльфа. Воин и зверь остановились в двух шагах от Рамиэрля. Первым заговорил хозяин:

— Приветствую тебя, потомок Ларрэна! Что задержало тебя в пути?

Глава 4

2229 год от В. И. 24-й день месяца Влюбленных

Эланд. Идакона

— Проше дана монсигнора, до бухты просится корабль. Здоровый. — Аюдант широко развел руками, показывая, каким здоровым было незнамо откуда взявшееся судно.

— Какой еще корабль?! — быстро переспросил Рене. — Что за сигна? И что значит «здоровый»?

— Здоровый — значит больший за все, что стоять у бухте, — уверенно ответил Зенек, — а сигна, кажуть, емператорская. И что на ем сам емператор с емператоршую приехали.

— Этого еще не хватало! — Герцог на мгновение задумался, отчего лицо его стало отрешенным, как на древней иконе. — Передай Лагару — никого не впускать, пока не разберутся, кого принесло. Узнают — ко мне немедленно. А этих, на корабле, держать на дальнем рейде, будь там хоть сама святая Циала. Только Базилека с его уродами нам тут и не хватало для полного счастья.

— Рене, — Шандер Гардани порывисто отодвинул карту, на которую для собственного удовольствия тщательно наносил все ведомые лично ему проходы в Рысьем кряже, — откуда тут взяться императору?

— Ума не приложу, — скривился Рене. — Думаю, посольство какое-нибудь, а флаг для пущей важности подняли. Или со страху. Наверняка догадываются, что мы знаем, как они сговорились с Годоем, а он их остриг их же собственными ножницами. Не удивлюсь, если этот мерзавец собрался просить о помощи.

— Имеешь в виду Бернара? — поднял соболиную бровь Шандер. — С него станется.

— Ты его знаешь, если я ничего не путаю?

— Видел. Знать его никто не знает, даже собственная жена. — Шандер встал из-за стола, подошел к окну и настежь распахнул. Рене тихонько усмехнулся: для Шани, полгода прикованного к постели, самому дойти до окна было счастьем.

— Так как тебе канцлер?

— Самое смешное, что никак. Человек как человек. Недурен. Глаза умные, губы вечно поджаты, одевается роскошно, но смешным не выглядит. Отец его по расчету женился, а сам на смазливых корнетов поглядывал. Младший братец Бернара, тот, что наемниками-южанами командует, в папашу, но в смелости и уме ему не откажешь. Про Бернара ничего толком не известно, но жене он вроде не изменяет.

— Хороша рыба, съешь и сдохнешь. — Эрик неодобрительно покачал головой. — Будем надеяться, что к нам послали человека с остатками совести. Того же Фло.

— Думаешь, он скажет тебе правду?

— Не исключаю, — встал на сторону арцийца Рене. — Фло бывал у нас и раньше. Он умен, и ему, в отличие от тех, кому он служит, не плевать на Арцию. Хотя все может быть куда проще. Похоже, этот сумасшедший Герар просто-напросто увел Базилеков флагман и заявился к нам на помощь. С него станется.

— Думаешь?!

— Почти уверен. И чертовски рад этому. Герар — хороший моряк и друг настоящий. И про Арцию может много чего рассказать.

Рене оказался и прав, и не прав. Вошедший в залив Чаек корабль и впрямь оказался «Короной Волингов», капитаном которой был Паол Герар, благополучно проведший многопушечную громадину сперва ненадежным льюферским фарватером, а затем через изобилующее мелями и рифами Сельдяное море и Ангезский пролив. Но на борту и в самом деле обретался император Базилек собственной персоной. С семейством, приближенными и казной.

Вернувшийся Зенек приволок два письма. Одно — запечатанное личной печатью самого Бернара, и другое — кое-как накорябанное моряцкой ручищей на наспех оборванном листе, правда, очень дорогой бумаги. Рене бегло просмотрел оба послания и нехорошо ухмыльнулся:

— Шани, ты с утра до ночи допекаешь меня тем, что здоров и жаждешь что-нибудь делать.

— Неужели я больше не буду даром есть твою рыбу?

— Не будешь. Оденься попышнее и собери тех «Серебряных», которые еще не забыли, как пускать пыль в глаза важным персонам. Выдержишь час на ногах?

— Да хоть три, — оживился Шандер. — Что случилось-то?

— Ничего хорошего, уверяю тебя, — успокоил Рене, выскакивая из комнаты.

Рене объявился неожиданно, и я не успела придать лицу тщательно отработанное выражение доброжелательного равнодушия. Мои губы сами собой расплылись в дурацкую счастливую улыбку, которую герцог, к счастью, не заметил, так как весь был в предстоящей беседе с нагрянувшими арцийцами, для участия в которой я ему и потребовалась. В качестве вдовствующей королевы Таяны, разумеется. Мне было велено одеться пороскошнее и ждать. Первое было сделать не так уж трудно — Аррой в припадке то ли гостеприимства, то ли сочувствия, а вернее всего, желания избавиться от ненужных ему тряпок завалил меня маринерскими трофеями. Я могла менять платья каждый час, и прошел бы год, если не два, прежде чем пришлось бы повториться.

Не могу сказать, что мне не нравилось крутиться перед зеркалом, ведь я была не только чудовищем, но и женщиной. Конечно, ни в какое сравнение с эльфийскими красавицами я не шла, да и доставшиеся мне бархат и шелк рядом с переливчатыми тончайшими тканями Светорожденных казались дерюгой, но по человечьим меркам все было даже прекрасно. Не считая того, что я — что в платьях, что без них — Рене не волновала. И все же это было хоть какое-то развлечение и способ удовлетворить неуемную доброжелательность трех или четырех приставленных ко мне расфуфыренных теток. Уж не знаю, как они оказались в суровой Идаконе; разве что беспутный племянничек Рене, следуя арцийским привычкам, выписал их из Мунта вместе с портными.