Николай Ярославцев - Меч Шеола

Гребенка, по своему обыкновению не проронивший еще ни слова, вдруг расцвел детской улыбкой, распушив короткую, мягкую бородку.

— Я бы с ним пошел, если бы взял он. Бывало все скулы вывернешь не на один раз. Пока у ворот стоишь. А он и пожил всего ни чего, а в городе по сей день ветер гуляет.

Охлябя круто повернулся к нему и, глядя на полусонное, но при этом мечтательное, лицо друга и расхохотался.

— Эко размахнулся ты, гребенка. Ты видел, кто ему в товарищи набивается? Все при всем! А у тебя одна борода и та не уродилась.

А утром за ними прибежал молоденький парнишка.

— Княжна Владислава звать вас велела!

Поплескались наскоро в лохани, сгоняя остатки сна и, прицепив мечи, спустились вниз.

— Пока собираются… — Княжна повела взглядом в сторону накрытого стола. — Боюсь, рано не управимся. Любят поспорить.

Охлябя окинул стол беглым взглядом и заулыбался.

— А ты, Ратимир, еще сомневался оставаться нам или нет.

— Смур… Или ты забыл про него?

— Смур, дядя с головой. Полютует и успокоится. А подумав, так еще и спасибо скажет. Верховье и к его граду дорогу держит. — Беззаботно откликнулся Охлябя, подбираясь к порезанной гусинной тушке. — В голову взять не могу, как ты от всего этого уходишь? Год — другой и брюхо за ремень не полезет.

С застольем закончили быстро. Как не старалась княжна, но взгляд ее подстегивал скорее слов. Против обыкновения, в палате думной на лавках вдоль стен места порожнего нет. Здесь и дружина набольшая. И все при мечах, заметил Ратимир. К тому же и боевые ножи на поясах. Здесь и старосты со всех концов. И старшины, сотские, десятские. Глазами пришлецов жгут.

Не повернув головы, княжна прошла мимо собравшихся к высокому месту со стоящим на нем резным креслом и села, выпрямив спину. И гордо вскинув подбородок. Повинуясь ее взгляду, Радогор занял место по правую от нее руку, а Ратимир по левую. Охлябя, Неждан и Гребенка встали позади них, беззастенчиво разглядывая начальный городской люд.

Княжна была немного бледна, но держалась спокойно и уверенно. Остановила на собравшихся строгий взгляд и заговорила негромко, но внятно, не запинаясь и не путаясь в словах.

— Дружина набольшая, и вы начальные люди Верховья. — Повернулась в сторону Ратимира и взглядом приказала выступить вперед. — Вот вам новый князь Верхних земель и всего порубежья, именем Ратимир.

Радогор бросил на нее удивленный взгляд.

— Охлябя, Неждан, гребенка! Покажитесь и вы…

И снова обратилась к людям, которых слова ее поразили на смерть. Или на столько, что от изумления слова сказать не могли.

— Это его начальные люди, сотники Охлябя, Неждан и Гребенка. Остальное же сам князь Ратимир приговорит.

Известие громом обрушилось на головы собравшихся. И, судя по всему, скользом задела и Ратимира с друзьями, который и думать не думал, что события развернутся именно так и не иначе. Чуть повернул взгляд к Радогору и натолкнулся на его улыбку. И подвинулся ближе к креслу княжны.

— А что себе оставляешь, Княжна?

— Много больше того, что было, Ратимир. Радогора. — Так же тихо, одними губами, ответила она. И заговорила в полный голос. — Ему на суд отдаю вас за то, что батюшку моего, с руки которого кормились, не уберегли, поддавшись на подлую измену. За то, что матушку Свищу и Клыку отдали и уморить не помешали. О себе и не говорю. Жива пока еще. Я же ухожу от вас!

Чуть слышный ропот долетел до них от дверей. Потом голоса стали громче, отчетливей. И Радогор повел взглядом вдоль лавок, пытаясь угадать зачинщика шума.

Оно и понятно. Как не шуметь?

Свищ хоть и подлая душа, но свой. Воеводский сын. И у князя покойного вместо сына жил. И Клык не один год меч у пояса протаскал, пока в воеводы выбрался. Но чтобы пришлец князем сел? Голосят даже те, кто руку княжны держал. По умишку дитя дитем. И пусть бы себе с молодцем этим тешилась, пока не прискучило, а думками бы их жила. А там, глядишь. И попривыкла бы.

Радогор улыбку с лица согнал. И рев разъяренного бэра взлетел, оглушив уши, под потолок. И почти сразу еще один рев ворвался в избу через открытые двери. Ягодка цапнул когтистой лапой по дверям, сунул голову в дверной проем и орал, почуяв неладное, во всю бэрью мощь.

Все сразу притихли. А ну, как начнут рвать и ломать всех, без разбору. Только и сказал Клыку…»Ну, и подавись!» И подавился Клык. Только ноги сбрякали с лавки.

Княжна с улыбкой смотрит на их, разопревшие от криков, лица. Но улыбка не добрая. Злая улыбка.

— Видишь, Ратимир? Мне ли, девке глупой, с ними управиться? А ты верить не хотел.

И слов таких не было. Но возражать не стал. Говорит, значит знает для чего. А она перевела строгий взгляд на сидящих перед ней.

— Или не согласен кто со мной? Тогда пусть меч рассудит. Витязь Радогор, постоишь ли за меня?

Радогор без слов шагнул вперед, спустился на ступеньку и потянулся рукой к рукояти меча. Но по глазам увидел, охотников нет. На памяти еще Свищева нелепая смерть И Клык перед глазами.

— А коли так, то и говорить не о чем. — Княжна поднялась с кресла. — Садись, князь Ратимир. Отныне это твое место. Одень венец и княжескую гривну. А вам всем к целованию меча идти.

Постояла, ощупывая каждого взглядом. Подумала, подумала и повернулась к Охлябе.

— Сотник Охлябя, тебе смотреть велю, кто мимо пройдет. Я же к дружине пойду.

Охлябя, как, впрочем, Неждан и Гребенка, были ошеломлены, если и не больше Ратимира, то уж, во всяком случае, ни как не моеньше. Из простых воев разом выскочили в немалые чины. Хлопал бездумно глазами и, даже, несколько раз хватался за меч, в ожидании, что бросятся все на них сейчас оружно и без, чтобы порубить, порезать на мелкие куски и разбросать по лесу бесславно. Но шло время и ни кто не бросался на них, и он стыдясь, убирал руку за спину. Приказ княжны привел его немного в чувство.

— Ягодку тебе оставляю. Он ничего не упустит. Все на память отложит. Еще и мать — бэриху пришлю, если этого мало будет. — На губах княжны появилась зловещая улыбка. — Она на них давно зуб отростила.

И первая вышла за порог, посмеиваясь и поигрывая глазами. Мол, как я управила, Радогор?

Перед теремом ровными рядами стояли вои в полном боевом доспехе. Радогор окинул ряды беглым взглядом. Не густо, так определил он. И наклонился к Владе.

— Не жаль тебе терема, моя княжна? — беззвучно спросил он. — Улеглось бы все. Не одни сейчас. Кого то бы в овраге рядом со свищом закопали. Места хватит. А кого то серебром бы приманили. И живи себе в сласть.

Влада шутки не приняла.

— Не могу я смотреть на них, Радо, больше. Гляжу. А вижу матушку с нянюшкой. Не смогу простить их смерти. И с камнем на душе жить не хочу. И не буду. Не все же они им смерти желали? А я на каждом вину вижу.